Да здравствует дочка!
Ночные тени выпали у него из памяти, и он снова забыл про тайну свою, как умел забывать один лишь он, как он умел забывать…
– Пиня! У нас Маруся! – закричал математик Глазов, вбегая в комнату, где крепко спал его сын, наследник его и ненаследник.
Пиня, которого добудиться по утрам не было никакой возможности, открыл глаза и прошептал:
– От мыши всё! От мыши девчонка! Зачем она маме на ногу села?
Отец даже обиделся:
– Не от мыши!
Пиня вскочил на кровати и стал прыгать. Прыгал он, прыгал голый по кровати, а потом сел и сказал грустно:
– Я так и знал, что девчонка будет! Зря мама туда пошла, надо было тебе идти – у тебя бы родился Мальчик!
Отец хотел возразить, но сдержался, ушел от острой темы. Пиня постоянно подвергал родителей обстрелам из вопросов самого простого смысла – откуда мы, все дети, пошли – и постоянно делал открытия в этой области, точно так же, как отец в своей.
Позавтракали они, посуду стали мыть. Столько посуды объявилось грязной – мыть им ту посуду, не перемыть!
Отец, стоя у водопроводного крана, все время восклицал :
– Надо же – дочка! Как нам повезло!
Пиня плевал на пол и говорил философски:
– Подумаешь!
Не мог отец долго посуду мыть, захлестывала его Радость, да и не приучен был к домашней работе – не так воспитан был.
"Неважное дело! – подумал он, пожалев, что не приучен к той работе. – Надо Пиню к ней приучать!"
– На, мой тарелки, я чашки уже все вымыл! сказал отец, отодвигаясь от раковины.
Пиня, человек совсем далекий от мытья посуды, как истинный мужчина, усмотрел в мытье тарелок много несовершенных и неприятных операций. Пока отец вытирал, отвернувшись, чашки, он внес усовершенствование в процесс мытья, заменив его другим, более простым процессом: он начисто вылизал грязные тарелки, и сделал это очень быстро, как будто всю свою предыдущую жизнь этим занимался и накопил немалый опыт.
– У меня всё! – сообщил Пиня, подавая отцу су хие тарелки. – И вытирать не надо!
Отец критически осмотрел Пинину работу и принял ее:
– Молодец!
И решил, как Пиня, упростить и модернизировать домашнюю работу – ведь неделю, если не больше, им предстояло жить самостоятельно.
– Итак, значит, упрощать! Минимизировать!
– Конечно! Чего там! Ну я пойду!
– Куда пойдешь в такую рань?
– В школу! Я хоть один раз сам пойду, ты меня не провожай, мне к самостоятельности надо приучаться, – сказал Пиня, – а то вы хлебнете со мной горя!
Забыв наказы жены, поддавшись обаянию сына, математик Глазов отпустил его в школу в семь часов утра, и Пиня не зря провел время. Он облазил все встретившиеся ему помойки, какие там помойки – рынки, где индейцы продавали свои товары, обратил впервые внимание на воробьев, увидел мышонка, может, того самого, увидел кошку с большим животом (до чего кошка была похожа на маму в последнее время!), но выводов не сделал, так как увидел Мишу Строева, который выходил со своей мамой из дому в такую рань.
