– Я только что подобрала куски того старика, которого ты убил. Зачем ты заставляешь меня так много трудиться?
Мне стало не по себе.
– Не бойся. Это мой долг – собирать воедино части трупа и носить куски в своей сумке. Я так устала, Оливерио. Ведь у нас есть и другие способы убивать. Будь ты проклят, Оливерио! Почему ты прикончил его именно так, ради собственного удовольствия, не пожелав никого
пригласить?…
– Как тебя зовут?
– Тласоль [7], к вашим услугам…
Вот она, эта фальшивая вежливость, парализующая нашу волю: «к вашим услугам», «будьте как дома», «мы в вашем распоряжении»… Я взял ее горячую руку, Тласоль покраснела, но тоже сжала мне пальцы. Я ввел ее в комнату, а рот в своей роскошной одежде из шелка с резинками подозрительно молчал. К вашим услугам!
(Тласоль, уходя, не захлопнула за собой дверь. Я заметил это лишь за несколько минут до полуночи: в дверную щель уже просовывалась нога, готовая вторгнуться ко мне вместе с бесчисленной свитой своих грязных собратьев. Я бросился к двери, но нога не уступала. Мне уже слышался гул голосов, мягкий, убаюкивающий, теряющийся в коридорах, в толпе гостиничной прислуги. Пересмеиваясь и подвывая, они стали выкрикивать слова о причастим, о здравии, о том, что надо каяться, каяться, каяться… И тут рот вдруг очнулся от тихого забытья, в которое его вверг визит Тласоль, и начал без удержу смеяться. Как мне было от них отгородиться? Они не входили, потому что пока не хотели. Но их песни были уже здесь, такие «up-to-date» [8] («жизнь ничего не стоит, она начинается с плача, плачем она и…»), хотя я знал, что они очень старые – в ритме камня, с пеплом в горле. Их надо было бы прогнать всех прочь, всех до единого – я чувствовал, что там их тысячи, жаждущих чего-то, что мне одному известно, и готовых долго и терпеливо меня осаждать. Их надо было остановить! Из последних сил я кричал и кричал: как мне вас убедить, если вы меня не слушаете? Ведь все на свете… все на свете естественным образом меняется, преображается, умирает, чтобы рождалось новое, идущее вослед… Почему же не изменяетесь вы и всегда уподобляетесь самим себе, каменные идолы с металлическими сердцами?…
Нет, они не ведают, не знают, что человек… что я – сильнее природы, ибо, хотя она и могущественнее меня, но не может этого осознать, да, – это les rapports naturels qui dérivent de la nature des choses [9], это так, если бы человек смотрел в лицо Природе, но он хочет видеть of Sand and a Heaven in a Wild Flower, hold minify in the palma of your handy
