– Вот как! Старая кляча! Вышел из тюрьмы и еще людей оскорбляет!
Сохрани Кренкебиль хладнокровие, он никогда бы не попрекнул г-жу Лору ее профессией. Он слишком хорошо знал, что в жизни делаешь не то, что хочешь, что ремесло выбирать не приходится и что повсюду можно встретить порядочных людей.
У него был благоразумный обычай не соваться в домашние дела своих покупательниц и никого не презирать. Но он был вне себя; он трижды обозвал г-жу Лору потаскухой, шлюхой и падалью. Кружок любопытных собрался вокруг г-жи Лоры и Кренкебиля, которые обменялись еще несколькими ругательствами, столь же изысканными, как и первые, и они выложили бы весь свой запас, если бы внезапно появившийся полицейский, застывший и молчаливый, не заставил бы их тоже застыть и онеметь. Они разошлись в разные стороны. Но эта сцена окончательно погубила Кренкебиля во мнении предместья Монмартр и улицы Рише.
Старик шел, бормоча:
– Право, она шлюха. Другой такой шлюхи не найти.
Но в глубине сердца Кренкебиль знал, что не за это он упрекал ее. Он не презирал ее за то, чем она была. Он даже уважал ее, зная, как она бережлива и какой у нее во всем порядок. В былые времена они частенько болтали вдвоем. Она рассказывала ему о своих родных, которые жили в деревне. И они оба строили планы, как они будут копаться в садике и разводить кур. Она была хорошая покупательница. Когда он увидел, что она выбирает капусту у этого мальчишки Мартена, паршивца, молокососа, ему показалось, что его ударили под ложечку; а когда она скорчила презрительную рожу, он разозлился, ну и вот…
Хуже всего было то, что не она одна смотрела на него, как на запаршивевшую собаку. Никто больше не хотел его знать. Не только г-жа Лора, но и г-жа Куэнтро-булочница, г-жа Байар от Ангела-хранителя и остальные презирали его, не желали иметь с ним дела. Все общество, не угодно ли?
Значит, из-за того, что человека засадили на две недели, он не годится теперь даже пореем торговать? Разве это справедливо? Есть ли здравый смысл – заставлять честного человека умирать с голоду оттого, что у него были неприятности со шпиками? Если он не может больше продавать овощи, ему остается только сдохнуть.
Он скис, как плохое вино. После того как он «поговорил» С г-жой Лорой, он бранился уже со всеми. Ни с того, ни с сего он сообщал покупательницам все, что о них думал, и, смею вас уверить, не стеснялся в выражениях. Если они чуть-чуть дольше перебирали товар, он уже обзывал их пустобрехами без гроша в кармане; в кабачке он тоже грубо ругался с собутыльниками. Его друг, торговец каштанами, заявлял, что он его не узнает и что папаша Кренкебиль – просто дикообраз. Спору не было: он стал неприличен, неуживчив, зол на язык, криклив. Дело в том, что, находя общество несовершенным, он не мог с такой же легкостью, как какой-нибудь профессор Высшей школы моральных и политических наук, высказать свои идеи о пороках всей системы и о необходимых реформах, да и мысли в его голове сменялись без всякого порядка и последовательности.
