Мэри Фрэнсис услышала негромкий свист и глухой удар и только тогда сообразила, что он метнул кинжал. У противоположной стены галереи стоял большой деревянный крест, на котором вполне мог разместиться взрослый человек. Однако поперечины его были: соединены не под прямым, а под острым углом – в виде буквы «Х». Кинжал вонзился Точно в центр перекладин, клинок глубоко вошел в древнее дерево.
Мэри Феэнсис показалось, что она слышит крики людей, замученных на этом кресте. Она не сразу заметила, что Кальдерон пересек комнату и высвободил кинжал. Все ее внимание сосредоточилось на другом: она во все глаза смотрела на крест.
– «Крест Святого Эндрю»? – спросила она и разом вспомнила все, что читала о его применении. Крест использовали главным образом для женщин. Пытки носили сексуальный характер, включая дефлорацию, о которой он говорил. Но и мужчины на кресте подвергались не менее страшным мукам.
– Ты знаешь про этот крест? – Золотистые за витки упали ему на лоб, придавая странно-беззаботный вид. Даже мальчишеский.
«Вид обездоленного ребенка», – подумала она, глядя как быстрым движением он откинул волосы со лба.
– Этот крест стали применять в расцвет инквизиции, – продолжал он, не замечая ее пронзительного взгляда, – чтобы вынудить ведьм и еретиков сознаться в грехах и молить о быстрой, милосердной смерти. Говорят, при его помощи совершались самые изощренные пытки.
«Чем и объясняется его притягательность для тебя», – подумала Мэри Фрэнсис.
– Почему бы не привязать меня к столбу и не сжечь? Это было бы намного проще. Разве нет?
– Разумеется, только для этого не требуется ни капли воображения.
Он опять скользнул по ней горящим взглядом. Мэри Фрэнсис подумала: если он будет так смотреть, привязывать к столбу ее не понадобится – произойдет самовозгорание.
Следующая догадка встревожила ее еще больше. Этот человек с опасной легкостью проник в такие глубины ее души, куда она никого никогда не допускала. От одного его взгляда сердце начинало бешено колотиться в груди. Разумеется, адреналин. Но проще всего было бы объяснить это страхом. Если бы она не подозревала его в смерти сестры, если бы они встретились при иных обстоятельствах, она бы увлеклась им без памяти.
ЭTO было ясно как божий день. Непонятно было другое: почему? Монахини учили ее, что нет ничего более соблазнительного, неотразимого, чем зло во всех его ипостасях, но неужели…
«Колыбель Люцифера» тихонько скрипнула покачиваясь на цепях.
