Он невольно вздрогнул и тут же повернулся к своим снегирям:
– Уик! Уик! Рки-уик!
– Мой ход! – произнесла госпожа Жафрэ. – Шестерочка!
И быстрым шепотком добавила:
– А знаете, что не мы одни охотимся за золотым петушком?
– Если что, – тем же шепотком отозвался Комейроль, – тут же пущу дом на слом!
– А вдруг его заселили? – с горечью прошипела Адель. – А потом, вы что, думаете, остальные не сообразят, в чем дело? Так и умрем нищими под дверью сокровищницы!.. Рыба! Удачный ход! – воскликнула старуха.
– А мы, наверное, вспоминаем, – начал господин Бюэн, садясь рядом с Клотильдой на канапе, – о том, кто долго отсутствовал и должен вот-вот приехать?
– Конечно, – согласилась девушка. – А ваш узник, он молодой? – с любопытством спросила она.
– Молодой, лет тридцати, я думаю, – ответил начальник тюрьмы.
– И красивый? – быстро осведомилась Тильда.
– Нет, – покачал головой Бюэн, – он однорукий, с огромным шрамом, пересекающим лоб, правый глаз и щеку. Неужели вы и в самом деле не слышали моего рассказа?!
– Похоже, что так, – рассмеялась Клотильда. – Простите меня, я думала о своем…
– И вам есть о чем подумать, дитя мое! – воскликнул ее собеседник. – Как переменится вся ваша жизнь! Из предрассветных сумерек – в ослепительное сияние дня! Это как если бы меня, старого тюремщика, назначили директором театра… Ну так вот, – вернулся Бюэн к прежней теме, – речь идет о том пресловутом деле, которое так взволновало весь Париж: шайка Кадэ во главе со знаменитым Ле-Маншо…
– Клеманом Ле-Маншо, – прошептала девушка.
– Именно, – кивнул начальник тюрьмы.
– Он и есть ваш узник? – дрогнувшим голосом спросила Клотильда.
– Он это отрицает, – пожал плечами господин Бюэн. – И документы у него на другое имя. Но этого человека опознали двое свидетелей. Пять минут назад я рассказывал, что все три месяца, пока длилось следствие, Клеман Кадэ – или Пьер Тарденуа, как он изволит себя называть, – находился у нас в тюрьме, и мы обращались с ним просто прекрасно. У него отменные знакомства. Из самых высших сфер я получил настоятельный совет разместить этого господина со всем комфортом, какой только можно создать в тюрьме. А поскольку он – человек не бедный, то жил у нас великолепно, и был лишен разве что возможности покидать камеру… А так у него было, что душе угодно… И вот теперь все кончено… Завтра его отправят дальше.
– До завтра еще много времени, он вполне успеет сыграть с вами какую-нибудь шутку, – сказал добрейший Жафрэ. – Уик! Уик!
