«Венере не спрятаться, – говорил латинский поэт, – богиню ты узнаешь сразу, ее выдаст походка, обнаружит прелесть движений». Не утаить и совершенства Божьего творения. Спрячьте розу – и ее тут же найдут по аромату.
Но в стихах Виргилия Венера идет, и ее узнают по божественной поступи, а эта женщина застыла в проеме двери, и неодолимое очарование источает сама ее неподвижность.
– Анжела! – прошептал больной; в глазах его затеплилась жизнь, щеки порозовели. – Подойдите ко мне. Я благодарен вам за то, что вы откликнулись на мой зов.
Не проронив ни слова, бесшумным легким шагом женщина пересекла комнату. Так ходит на бархатных лапах пантера, существо восхитительное и пугающее. Герцог, вздрогнув, замер, как замирают дети, страстно мечтавшие о чудесной игрушке и вдруг увидевшие ее перед собой.
Женщина остановилась у изголовья мужа (ибо это и была принцесса де Сузей, герцогиня де Клар), остановилась на том самом месте, где только что переминался с ноги на ногу Моран.
Она не произнесла еще ни единого слова, но каждое ее движение говорило, какая мучительная тревога терзает ее душу.
– Анжела! – повторил больной так, словно, произнося это имя, он испытывал и величайшее счастье, и несказанную муку; казалось, звуки эти и воскрешали герцога, и убивали. – Подойдите поближе.
Женщина послушно шагнула к изголовью кровати.
– Дайте мне вашу руку, – прошептал больной.
С той же покорностью женщина исполнила его просьбу, но, когда герцог хотел поцеловать пальцы жены, она отдернула руку, простонав:
– Не делайте этого, ваша светлость!
Он ответил ей голосом, полным мольбы:
– Разве вы не видите, что я умираю?
Черный муар платья и кружевная вуаль затрепетали.
– Я хотела бы, – прозвучал низкий певучий голос, – отдать свою жизнь – лишь бы продлилась ваша.
Губы де Клара искривила недоверчивая улыбка.
– Став вдовой, вы будете свободной, – прошептал он.
Женщина опустила голову и не проронила ни слова.
– Я хочу вас видеть. В последний раз, – произнес герцог.
Она подняла вуаль.
Будто поток ослепительного света хлынул в угрюмую комнату: облако золотых волос удивительного оттенка, что холодят и обжигают губы, стоит приникнуть к ним в поцелуе, высокий, по-девичьи чистый лоб и женский взгляд, вкрадчиво-пронзительный, будто дамасский клинок, в матовой стали которого искрят крупинки золота, прямой нос с красиво очерченными ноздрями, строгий рот, намекающий на чарующую улыбку, гибкая длинная шея – и вдобавок какая-то дивная, неуловимая прелесть цветения, уже щедрого, но еще юного, расточающего сокровища первых своих ароматов.
