Умирающий (ибо нам трудно назвать его иначе) носил имя Вильям Генри Фиц-Рой Стюарт герцог де Клар, принц де Сузей. Ему не было еще и тридцати. Герцогом де Кларом он стал лишь несколько месяцев назад, после того, как умер пэр Франции, носивший этот титул и являвшийся главой знатного семейства, предки которого перебрались во Францию после падения короля Якова Стюарта[3], чьим незаконнорожденным сыном был первый Фиц-Рой.
Прошло уже не менее получаса с тех пор, как его светлость герцога де Клара пронесли по запущенным комнатам и опустили на кровать. Он лежал неподвижно, устремив в пространство взор широко раскрытых глаз.
Слуг отослали, и в гостиной оставались только господин Моран и маленькая Тильда.
Не в силах совладать ни со своим страхом, ни с любопытством, Тильда спряталась за штору самого дальнего окна и испуганно выглядывала из своего укрытия.
Начали бить висевшие на стене часы. Искорка жизни вспыхнула в мутных зрачках больного. Он принялся считать удары: девять!
– Время! – проговорил герцог замогильным голосом, от звука которого вздрогнули и девочка за шторой, и мужчина в кресле.
Это были первые слова, произнесенные герцогом де Кларом, принцем де Сузеем.
– Она вот-вот придет – ждать недолго, – добавил он.
Моран встал и приблизился к кровати, смиренно и печально глядя на герцога; тот посмотрел на отца Тильды ласково и благосклонно.
– Кузен, – заговорил больной, – я много страдал и скоро умру, но это не оправдывает меня. Я стыжусь, что смел позабыть о вас.
– Принц, – ответил Моран, с почтительной нежностью целуя бледную руку больного, – вы ничего мне не должны и я ни на что не жалуюсь.
– Все так, Стюарт, но мы в родстве, а вы совсем не богаты, – прошептал герцог. – Когда я был ребенком, вы любили меня.
– Люблю и теперь, принц, люблю от всего сердца! – вскричал его собеседник.
– Надеюсь, что так, – вздохнул больной. – У вас, кажется, дочка, Моран? – спросил он.
Малышка Тильда еще плотнее завернулась в штору, а ее отец ответил:
– Да, слава Богу, дочка, принц. Кроме нее у меня больше никого не осталось на свете.
Задумавшись, умирающий опустил тяжелые темные веки.
– Она будет богатой, – прошептал он снисходительно. – Она Стюарт де Клар, как и я. Я хочу, чтобы она жила, как подобает всем представителям нашего рода.
И уже громче произнес:
– У меня ведь тоже есть сын!
– Да, я знаю, кузен, – кивнул Моран и хотел добавить что-то еще.
Но больной остановил его слабым движением руки и едва слышно спросил:
