Особые надежды возлагал он на трех ангулемских медиков: у одного из них был подозрительный кашель, у другого – слишком жаркий румянец, а третьего мучили свищи.
Никому не желая смерти, а полагаясь только на Провидение, папаша Паже отослал старшего сына в Париж, в Медицинскую школу, с облегчением воскликнув:
– Вот и славно! Один молодец у меня пристроен, он и позаботится о приданом для сестры.
И, считая будущее своего первенца солидно обеспеченным, предусмотрительный нотариус занялся судьбой второго мальчика.
Морису было чуть больше двадцати, когда он попал в студенческий квартал Парижа. Он любил лошадей, охоту, шумные удовольствия, отличался во многих видах спорта и в коллеже награды получал исключительно за гимнастические подвиги. Славный парень, слишком, пожалуй, добрый, несколько легкомысленный для своего возраста и невинный, как барышня.
Папаша Паже в своей напутственной речи изрек:
– Я сразу угадал твою склонность к медицинским занятиям. Профессия врача – достойнейшее из призваний, когда ему следуют самоотверженно и с усердием. В дорогу, мой друг, я не собираюсь препятствовать твоей склонности. Работай много, трать мало и не забывай, что твое будущее в твоих руках.
Что касается Мориса, то он вовсе не чувствовал в себе той склонности, которую столь проницательно угадал его отец, но отъезду из дома весьма радовался – еще бы: увидеть Париж! Жить в этом замечательном городе! В своих будущих занятиях, которых он не страшился, хотя и не очень желал, он видел лишь возможность попасть в столицу, осуществить мечту, столь часто обуревающую провинциальных мальчиков.
Он заплатил вступительный взнос, стал прилежно посещать лекции, завел друзей и, разумеется, узнал массу вещей, вовсе не обязательных для наследника одного из трех ангулемских врачей.
Через шесть месяцев он письмом объявил папаше Паже о своем желании пойти в гусары. Папаша Паже прислал в ответ суровую отповедь, где по пунктам растолковал, что юношеская слепота вошла в пословицу, что только родители знают, в чем состоит счастье их детей, и что если Морис провалится на экзаменах, то он, папаша Паже, не пришлет ему больше ничего, даже проклятия.
Бывают, разумеется, натуры мятежные, однако Морис вовсе не принадлежал к их числу – он скорее склонен был к послушанию, но его отличали легкомыслие, пылкость натуры и непреодолимое отвращение к аудиториям.
До экзаменов оставалось три месяца. Морис не совершал никаких безумств и спал гораздо чаще, чем пьянствовал. Военная карьера была для него уже делом решенным, он выбрал свой полк, и в последний день экзаменационного месяца должна была состояться его встреча с полковником гусарского гарнизона, расположившегося в Версале.
