– Поверьте, мой совет хорош и дан от всего сердца. Будь вы поосторожнее в прошлом, вряд ли оказались бы в нынешнем положении. Ни вы, ни ваша жена.
Он отступил и покинул зал.
Стюарт боролся с приступом бессильной ярости, угрожавшей испепелить его. Аштон прав. Неизвестно как, но он совершил ошибку, загнавшую его в самый безжалостный из всех существующих капканов. Он был чересчур беспечен, выдал себя то ли словом, то ли взглядом. И никогда не поймет, каким образом узнал Симон Ренар его тайну, но те, кто следил за ним, как, впрочем, за всеми при этом вероломном дворе, поняли, что могут воспользоваться его промахами.
Стюарт заставил себя оглядеть зал, выбрал подходящую компанию и направился туда. Он даже сумел улыбнуться, вставить реплику-другую и с видимой беззаботностью расположиться на подушке. И все это время лихорадочно размышлял о том, как выйти из тупика, в котором оказался по своей вине.
Они не выпустят его из своих лап, юн это знал. Прояви он с самого начала немного больше упорства, не поддайся на шантаж, предоставь им осуществлять все угрозы в отношении его, возможно, все обернулось бы иначе. Но последствия могли бы быть кошмарными, и он предпочитал верить, что они поступили бы так, как обещали. На это у него были достаточно веские причины. А теперь, независимо от того, достигнут они своей цели или нет, он уже слишком много знал и слишком опасен, чтобы они оставили его в покое и позволили идти своей дорогой, после того как он им помог. Они либо найдут ему другое применение, либо попросту убьют.
А что будет с Пиппой? Если она не даст им желаемого, может, они сдадутся и отстанут от нее? Возьмутся за другую несчастную женщину? Она ничего не знает и не представляем для них угрозы. Но если их план удастся, будет ли она в безопасности, когда все кончится? Они обещали, что не станут тревожить ее, но какова цена обещаниям подобных людей?
А Гейбриел? Останется ли он в живых? Ему, как и Пиппе, ничего не известно, и пока Стюарт держит данное слово и, следуя условиям сделки, выполняет все их распоряжения. Гейбриела пальцем не тронут.
Он снова взглянул в сторону музыкантов, и Гейбриел, словно притянутый магнитом, поднял голову. Их глаза встретились. Гейбриел тут же стал перебирать струны лиры. А Стюарт, изнемогая от тошноты и дрожа от всепоглощающего ужасу при мысли о том, что наделал и чего не сделал, о том, что должно случиться, о гнезде гадюк, в которое его забросила судьба, поднялся и пошел к выходу. Только не бежать. Не броситься к двери. Шагать как можно медленнее…
