– Закрой глаза и сильно-сильно пожелай, чтобы это случилось, – словно не услышав слов сестры, посоветовала Пиппа. Она с тревогой уставилась на Пен, дабы удостовериться, что та точно следует ее указаниям.
По залу прокатился громкий хохот Хью де Боукера. У Джиневры, стоявшей рядом с ним, от сдерживаемого смеха тряслись плечи. Пен бросила быстрый взгляд на Робина, и тот предложил:
– Если ты разрежешь здесь, то ничего не испортишь.
Пен кивнула и подняла нож. Воткнув его в нужном месте, она зажмурилась и принялась резать.
– Что ты загадала? Что ты загадала, Пен?
– Не скажу, потому что тогда желание не сбудется, – ответила Пен и покосилась на улыбающегося Робина.
– Ну, надеюсь, ты загадала что-нибудь потрясающее, – сказала Пиппа. – Такой торт заслуживает особого желания, правда, мама?
– Правда, – согласилась Джиневра. – Но ты, доченька, съешь только маленький кусочек. Можешь взять одно из этих марципановых деревьев. И на сегодня хватит.
Она кивнула мастеру Джилберту, и тот с улыбкой заверил ее:
– Я прослежу за этим, миледи. – Он взял торт, чтобы разрезать его и раздать гостям.
– Миледи, приказать дворецкому подать рейнского? – спросил мастер Краудер, поднимаясь на помост.
– Да. Оно очень подходит к сладким блюдам. – Она повернулась к лорду Хью и тихо сказала: – Вы, милорд, можете сами откупорить бутыль и налить себе вина. Так вы убедитесь, что вам ничто не угрожает.
Хью, чей спектакль с общими кубком и тарелкой был нацелен только на то, чтобы поддеть Джиневру, так же тихо проговорил:
– Мадам, мне нравится та интимность, которую создает общий кубок. Это лишь усиливает прелесть праздника. У меня нет желания пить в одиночку.
Джиневра покраснела. Негодование вновь смешалось с пробудившимися запретными эмоциями. Он поднял брошенную ею перчатку – она, естественно, не ожидала от него ничего другого. Но намек, прозвучавший в его словах, настолько выбил ее из колеи, что она даже не стала продолжать пикировку. «Неужели он испытывает то же самое?» – недоумевала она.
Джиневра почувствовала его реакцию тогда, в часовне, и, как истинная женщина, знала силу воздействия своего мелодичного голоса и улыбки на мужчин. Это было главным оружием ее арсенала, причем довольно жалкого по сравнению с арсеналом Хью де Боукера. Но когда она применяла его против этого мужчины, то, казалось, забывала о своей цели. Во время танца она ненадолго потеряла бдительность и увидела его в другом свете: веселого, доброжелательного, полного жизни, привлекательного мужчину, однако в следующее мгновение, как приливная волна, накатили враждебность и презрение, сметая на своем пути все добрые чувства.
