— …давно хотел с тобой познакомиться, Папс. Байрон Эгню, Гноссос Паппадопулис.
Вялая рука тянется от самой роговой оправы.
— Как дела, Папс, Фися тут говорил, что ты зведочет. У меня литература по главной специальности, а факультативом — театр.
Что с того. И откуда этот карлик-китаец за соседним столом? Галлюцинация? Берегись мартышки-демона. Сзади? Нет. Эгню еще чего-то говорит:
— …упоминал, что ты любишь рассказывать, ну, истории. Хотелось бы узнать, какие?
— Никакие. Больше вообще никаких историй, если ты понимаешь, о чем я.
— Ну, не очень.
— Подрывная форма искусства, архаическое искажение страсти, просек?
— Подрывная? — Вопрос прозвучал серьезно. У Фицгора над бровью и верхней губой выступили нервные капельки пота, боится, что я отрежу этому балбесу ухо.
— Рассказчики всегда притягивают беду, Эгню, оставляя за собой груды мусора, согласен? Социальные шизофреники: мрут под заборами, прыгают с эстакад с гирями на ногах, устраивают ужасные сцены, большинство — педерасты. Даже Микеланджело педераст.
— Микеланджело? Но разве он не скульптор, ха-ха? Не художник?
— Рассказчик, детка. Отрадно спать , правильно? Не возражаешь, если я процитирую?
— О, конечно нет.
— На чем я остановился?
— Что-то насчет того, что сон — это отрада.
— Точно. О, в этот век, преступный и постыдный, не жить, не чувствовать — удел завидный[6]. Опасная дрянь — вот что это такое. Кошака пробило на камни, сечешь? Ты случайно не знаешь, чего они там застряли на кухне, Эгню? Во мне проснулся зверский голод. Подавали бы вино, чтоб заполнить паузы.
— Ха-ха. Это в точку. На приемах в землячествах никакой выпивки. СЗ [7] запрещает. Только на обменных обедах, а это у нас совсем другое мероприятие.
СЗ. Кругом полиция. Осторожно, в лампочках запрятаны микрофоны. Или даже в супе. Какая-нибудь макаронина с транзистором.
— Чем же вы меняетесь?
Вцепился в бублик, вылупился на мои пятнистые зубы:
— Ха-ха. Сам знаешь. «Три-Дельта» или «Каппа» шлют нам студенток, а мы им — парней.
Налакаться «пурпурной страсти» и бегом наверх щупать друг дружку под нижним бельем. Репетиция перед настоящим, кончить в трусы и потом притворяться, что они не влажные. Господи, как есть хочется. Ммм.
— Ммммм.
Фицгор дергается и осторожно шепчет:
— Что с тобой?
— Спокойно. Всего лишь сигнал пищеварительного тракта. Мммммммм.
— Ради бога, на тебя ребята смотрят.
— МММММММ.
— О господи. — Фицгор кусает стакан.
— Значит, ты больше не рассказываешь истории? — Сообразительный Эгню уводит разговор в сторону. — Так, Папс?
