– Так сделай это во время танца. – Прежде чем она могла снова запротестовать, он обнял ее за талию и прижал к себе.
Танцевать ей явно не хотелось. Она напряглась от гнева, ее щеки запылали – то ли оттого, что в зале было жарко, то ли от негодования.
Он повел ее в центр зала, и они смешались с толпой танцующих. Они действительно были красивой парой – оба высокие, темноволосые, ее белая кожа и голубые глаза контрастировали с волосами и блестящим золотым платьем. Он был уверен, что все смотрят только на них. Он выглядел просто как английский аристократ, но она... Она была богиней. Леди Оливия Шей, несомненно, была самой привлекательной женщиной на этом балу и самой красивой из тех, кого он когда-либо знал. И она думала, что он Эдмунд. Какой невероятный поворот событий!
– Вижу, у тебя была большая практика, – съязвила она, раздраженная тем, что ей приходится с ним вальсировать.
«Оказывается, мой братец не потерял своего умения выбирать богинь, острых на язычок».
– А что еще делать человеку в моем положении, моя дорогая Оливия?
– Да уж. Я и не знала, что вы столь важная персона, ваша светлость. Видимо, были причины скрывать от меня столь интригующую информацию.
Сэмсон попытался улыбнуться. Как же она ослепительна!
– Ты не спрашивала.
– Ты просто негодяй. – Она даже задохнулась от гнева.
Он снова не мог удержаться от улыбки.
– Меня называли и похуже, но никто не был так прекрасен, как ты.
Она немного смешалась, но лишь на секунду. Потом стала смотреть на пары, танцующие вокруг них.
– Я пришла сюда не для того, чтобы танцевать, – повторила она.
– Да, я слышал. Но ты танцуешь так великолепно, что я мог бы заниматься этим с тобой весь вечер.
Она немного сбилась с шага, и было видно, что она смутилась. Но она быстро оправилась и, вцепившись ему в плечо рукой в перчатке и глядя ему прямо в глаза, потребовала:
– Зачем ты это делаешь? Мне не нужны ни ты, ни твой титул, ни твое имя. И уж конечно, я не желаю слушать всякий романтический бред, потому что мы оба знаем, что он ничего не значит. Никогда не значил.
Он ничего не ответил, лишь молча на нее смотрел.
Оркестр перестал играть, и она отскочила от него, словно ужаленная.
Гордо вскинув голову и прижав к груди веер, она тихо, но отчетливо произнесла:
– Я хочу, чтобы ты вернул мне мои деньги, Эдмунд, и чтобы был аннулирован наш брак. На этом мои унижения закончатся. В противном случае, клянусь всем, что есть на свете святого, я тебя уничтожу. Да поможет мне Бог.
