Поняли все, что не к добру это знамение было. Так оно и стало.
Страшной смертью погиб молодой лорд и многие люди его, а сам Кроустемхолл в одночасье сгорел до тла. Боле там никто не селился и стоят дики и пустынны почерневшие остовы некогда богатого замка.
И по сей день редкие путники, осмеливаясь проходить опушкой Блудного Бора нет-нет, да и услышат в глубине леса звук охотничьго рога да далекий собачий лай. Видать все еще охотится проклятый лорд Питер из погибшего Кроустемхолла.
А еще поговаривали, что лунными ночами слетаются на лесные поляны ведьмы и правят там свои Черные Мессы. Бсстыже оголяя места срамные, водят хороводы, от которых потом горелые круги на мятой траве остаются. Пьют сок дурных грибов и взасос целуют блудливого козла прямо под хвост, скопом с ним делами непотребными занимаются. Да мало в это Мырлоку верилось — ну зачем, скажи на милость им этот Блудный Бор, долго ли, ведьмам — то, на Лысую Гору слетать, разве только какие ведьмы местные, захудалые. Да, страшен был Блудный Бор. Одним боком он вскарабкивался на сумрачные утесы Проклятых гор. Люди старые, знающие говорят, что несметные богатства схоронены в горах этих. И рудных залежей там много и самоцветных каменьев бессчетно, злата-серебра немеряно. Да где оно, добро это, людям не ведомо. А ведомо народу гномов подземных, да те не говорят, хранят свои сокровища, пользуют с толком по-маленьку. А вот рудознатцы в те края не хаживают, зело много живет там всякой нечисти. И ежели встретится на дороге злобный грязный тролль к смертоубийству душевно расположенный, — то это еще не самое страшное — бывает в тех местах и похуже.
Другим боком упирался Бор в Черновод-реку, где водяные русалок портят. И тянулся так, аж до самого Гнилого Болота, вотчин кикиморовых.
И вот в эти то места гиблые, в Блудный Бор занесла Мырлока злая судьба подколодная. Думалось ему еще по светлому миновать окраину дурного леса, да не зная пути не на ту дорогу свернул и вот уже ночь, а Бору все края нет и нет. Тяжело шел Мырлок — на голодное брюхо то, небось, скоро не пошагаешь. А тут еще эта дохлятина, тащи ее. Мырлок привычной рукой залепил оплеуху своей спутнице, которая спотыкаясь брела следом за ним, горбясь под тяжестью дорожной сумы. Вел он ее на поводу, как собаку, чтоб часом не сбежала девка. Ударил еще раз, но облегчения это не принесло.
Пугала Мырлока темень чащобы непролазной, что теснила лесную, давным-давно заброшенную дорогу. А пуще страшила тишина ночная, жуткая и неуловимые шорохи, потрескивания, пощелкивания воздушной ходы бездушной нечисти лесной. Пособи Бугх — и осенял себя священным знаком тригона, когда из высот мрачных вершин засохших деревьев раскалывал хрупкое безмолвие издевательский хохот совы, злое уханье филина. Эко развопилась погань, сгинь! Но затихали звуки недобрых этих голосов и опять тишина смыкалась над дорогой. Только пружинистый мох поскрипывал под ногами, да липко чавкала грязь луж.
