Реми почти каждую ночь оставался ночевать у Эме. Вскоре он к ней переехал. И не забыл взять с собой Альберта, чтобы тот заботился о нем. Не привыкшая к подобной деликатности, Эме вначале только рассмеялась, но в глубине души была растрогана. В Монсо у нее был небольшой дом, довольно простой снаружи, который выходил в сад.
Вот уже неделя, как Реми не поднимался раньше одиннадцати часов. Ему приходилось присутствовать на последних репетициях нового ревю, к которому он готовил декорации и костюмы. Он часто задерживался до поздней ночи и, возвращаясь, старался не разбудить Эме. Они, как правило, встречались лишь за завтраком.
– Мадам у себя? – спросил он однажды в полдень у Альберта, пришедшего на его звонок.
– Нет, господин, – ответил Альберт.– Сегодня утром в половине восьмого мадам отправилась на машине в Жуенвиль, чтобы присутствовать на монтаже своего фильма. Она оставила вам записку.
«Мой маленький Мики, – прочитал он в письме, датированном вчерашним днем, – опять тебя задержали до позднего часа. А завтра мне придется целый день провести в Жуенвиле. Приходи со мной поздороваться следующей ночью. Ничего страшного, если ты меня разбудишь. Мы совсем не видимся, и мне не хватает твоего присутствия. Я должна тебе сказать, что сегодня после обеда тебя спрашивал какой-то человек. Он тебя разыскивает уже три дня. Твоя консьержка не хотела ему говорить, что ты живешь у меня. К счастью, он узнал мой адрес в отеле Жюсье от одного твоего старого приятеля, который слышал о нас. Этот человек сказал, что он служит у твоих родителей. Я не решилась его принять, а он не оставил записки. Кажется, речь идет о чем-то конфиденциальном. Я сказала, чтобы ему передали, что он тебя может найти завтра после обеда на репетиции в театре. Я подумала, что ты, если захочешь, сможешь избежать этой встречи. До завтрашнего вечера. Не переутомляйся. Целую нежно.
Меме.
P. S. Ты можешь разрешить консьержке давать мой адрес. Я не усматриваю в этом ни малейшего неудобства».
Реми не представлял, что понадобилось от него слуге из отцовского дома. Но его взволновало совсем другое. В письме его больше всего поразила трогательная щепетильность Эме, ее желание не задеть его самолюбие. Она решила лично сообщить ему о приходе слуги, чтобы он не подумал, что ей неприятен его визит. Постскриптум это подтверждал. Несмотря на показную сдержанность, проявляемую во время своего очередного увлечения, и на тайную надежду снова сойтись с Лулу, которую она, возможно, еще лелеяла, Эме по-особому относилась к Реми. Он не был для нее обычным более или менее удачным мимолетным увлечением, а стал ее другом. И она хотела, чтобы он в этом не сомневался.
