XXVI. О Гьюки-конунге и сыновьях
Гьюки звался некий конунг. Королевство его было к югу от Рейна. Родилось у него трое сыновей и звали их так: Гуннар, Хогни, Готторм. Гудрун звалась его дочь: была она прекраснейшей девой. И выдавались его сыновья над прочими королевичами всеми доблестями, красою и ростом. Постоянно бывали они в походах и совершили много славных дел. Гьюки был женат на Гримхилд-волшебнице.
Будли звался конунг; он был могущественнее, чем Гьюки; но оба были многомощны. Атли звался брат Брюнхилд; Атли был свирепый человек, большой и черноволосый, но собой сановитый и великий воитель.
Гримхилд была женщиной лютого нрава. Царство Гьюкунгов цвело пышным цветом, более всего из-за королевичей: намного они превосходили большинство людей.
Однажды говорит Гудрун девам своим, что нет ей веселья. Одна женщина спрашивает, что ее печалит. Та отвечает:
– Не к радости видим мы сны: и скорбь у нас на сердце. Разгадай же ты сон тот, раз ты о нем спросила.
Та отвечает:
– Расскажи мне сон, и не пугайся, ибо часто сны бывают к погоде.
Гудрун отвечает:
– Это не к погоде. Снилось мне, будто я вижу прекрасного сокола у себя на руке; перья его отливали золотом.
Женщина отвечает:
– Многие слышали о вашей красоте, мудрости и вежестве; посватается к тебе какой-нибудь королевич.
Гудрун отвечает:
– Ничто не казалось мне прелестнее этого сокола, и со всем богатством охотнее рассталась бы я, чем с ним.
Женщина отвечает:
– Тот, кого ты выберешь, будет добронравен, и сильно будешь ты его любить.
Гудрун отвечает:
– Обидно мне, что я не знаю, кто он такой. Нужно нам поехать к Брюнхилд; верно, она знает.
Собралась она в путь с золотом и с великою пышностью и поехала вместе с девицами своими, пока не прибыла к Брюнхилдиной палате; палата эта была изукрашена золотом и стояла на горе. И когда увидели оттуда их поезд, то доложили Брюнхилд, что едет много – в золоченых колесницах.
– Верно, это – Гудрун Гьюкадоттир: снилась она мне нынче ночью. Выйдем же к ней навстречу. Никогда не приезжали к нам женщины прекраснее этих.
Вышли навстречу и приняли их хорошо. Вступили они в тот прекрасный чертог. Палата та изнутри была расписана и богато убрана серебром; ковры постелили им под ноги, и все им услуживали. Пошли у них тут разные забавы. Гудрун была молчалива. Брюнхилд сказала:
– Почему вы не предаетесь веселью? Оставь это. Будем забавляться все вместе и говорить о могучих конунгах и великих подвигах.
– Хорошо, – говорит Гудрун: – А кто, по-твоему, был славнее всех конунгов?
