– Но в наших таинствах, князь, мы уже не меньше, а больше имеем, – сказал Куракин. – Адам из первого совершенства своего, или образа и подобия Божьего, пал тремя ступенями из духовного человека в грубо плотского. В мастерской степени посвящаемый повергается в гроб тремя ударами, а восстает посредством пяти мастерских пунктов!
– Братья, прошу внимания! – произнес Гагарин. – Самодовольство всякого от совершенства отдаляет. Что мы делаем, кроме столовых лож, где поем песни и служим Бахусу? В чем работы наши? Где дела? Ничего я не вижу. Между тем в Германии и впрямь появились адепты светозарной истины. Приступим же! Призовем сих мужей! Откроем эти таинственные кладези!
– Из этих кладезей пока лишь смрадные пары I я туманы исходили! – запальчиво возразил Елагин. – Не вижу, чего нам недостает! Минуло тридцать пять лет, как I я в английской ложе принят в так называемые вольные каменщики. Сколько книг об ордене за это время внимательно изучил и многие царственные науки! И что же? Слышу теперь, что я ленивый раб, а не пастырь, и ничего не имею! Горько мне и обидно!
– Да не о вас речь, а вообще! – с досадой отвечал князь Гагарин. – Кроме произнесения темных речей, ничем мы не заняты. Где плоды трудов наших? Потому я сказал, что надо нам обратиться туда, где свет сияет!
– Я, держащий в деснице моей молоток, дающий мне как великому провинциальному мастеру власть…
– Но власть вашего превосходительства не простирается настолько, чтобы нам глаза завязать и погрузить в полную тьму! – крикнул Гагарин.
– Братья! Достолюбезнейшие братья! – простирая руки к спорящим, возопил Куракин. – За тем ли мы собрались! Сейчас прибудет визитер, а мы в смятении!..
– Я, великий наместный мастер, оскорблен князем в святилище, когда держал в руке молоток! – вскричал Елагин.
– Я ваше превосходительство оскорблять не желал, признаю ваше звание, но и сам великий мастер, а не мальчик, чтобы меня на помочах водить!
– Достолюбезные братья! Ваше превосходительство! Князь! – вопил Куракин. – Успокойтесь.
Елагин и Гагарин умолкли и, отдуваясь, сели в свои кресла.
– Но мы совсем в потемках, – заметил Ржевский.
В самом деле, в зале стало совсем темно. Во время спора никто не следил за сальными свечами, стоявшими на полу. Они нагорели и еле светились под шапками нагара.
Достав щипцы, Ржевский стал снимать его со свечей. Просветлело.
Вдруг три сильных удара потрясли входную дверь.
– Визитер! – прошел шепот между членами капитула. Они приняли торжественную осанку, изобразила глубокомыслие и величественно застыли.
