— Вы правы, сударь, кровь требует крови, око за око, зуб за зуб, вот как мы должны сражаться с ними, пока не победим, чтобы попрать ногами, как сделали это уже некогда; но теперь мы будем безжалостны к ним, как были они к нам, и их гнусное племя сотрется с лица земли, возмущенной тем, что так долго носила подобных зверей. Но теперь подумаем о ближайшем — надо бежать.
— Бежать! Каким образом? Ведь вы не можете следовать за мною в таком положении.
— Не заботьтесь обо мне, язвы мои, хоть и мучительные, не так опасны, как кажутся, времени не хватило у моих палачей. Я готов следовать за вами всюду, куда вы пойдете, только поторопитесь, с минуты на минуту сюда могут войти.
— Это, правда, но я жду особу, которой уже следовало быть здесь; не хочется мне уйти, не видав ее.
— Я здесь, — ответил нежный голос с удивительным выражением твердости.
Незнакомец и трактирщик мгновенно оглянулись. Графиня де Вальреаль в мужском костюме стояла на пороге внутренней двери, возле нее был старый анабаптист, а за ними виднелись любопытные головы Карла Брюнера и Отто.
— А, это вы…
Молодая женщина приложила палец к губам.
— Я ждал вас, — продолжал незнакомец.
— Я давно здесь, все видел и все слышал, но отчего вы тут, а не то лицо, к кому я писал.
— По очень простой причине; когда пришло ваше письмо, тот, к кому оно было адресовано, находился в отсутствии, письмо подали мне. Уполномоченный отсутствующим приятелем распечатывать его письма, я прочел и ваше, увидел, что времени терять нельзя, и прибыл вместо него.
— Один?
— Нет, у меня скрыто сто человек в сосновом лесу в двух ружейных выстрелах отсюда.
— Благодарю, — сказала она, протягивая ему руку, — а все же я негодую на вас за то, что вы не исполнили моих инструкций, я хотел захватить его живого.
— Вы правы, я виноват в этом, но уверяю вас, при одном виде этого человека я потерял всякое самообладание, увлекся отвращением и ненавистью к нему и забыл про все. Когда видишь ехидну у своих ног, надо размозжить ей голову каблуком, иначе она может взвиться и ужалить, а ведь яд смертелен.
Графиня грустно покачала головой, устремив взор выражения неуловимого на безжизненное тело человека, которого она любила, и который оскорбил ее так глубоко.
— Да простит ему Господь, как я прощаю! — прошептала она, отирая невольно навернувшуюся слезу.
— Тише, — вдруг сказал трактирщик, — я слышу лошадиный топот, надо скорее бежать.
— Так уйдемте, но уверены ли вы, что этот несчастный мертв? — возразила графиня.
