Правда, чем больше Марк произносил про себя эти старые-новые географические названия, тем более странное чувство его охватывало. Как-то подозрительно они звучали: мягко говоря, не совсем по-французски. Вот замок Ганг, например. Как французский замок стал называться Ганг?
А дальше – деревня Святая Африка. И Святой Рим. И еще деревня Персия, а чуть дальше на юг вообще поселения Москва, Вифлеем и Лондон.
«Что это за бред? – думал Марк. – Откуда в глухой французской глубинке взялись столь экзотические названия, да еще в таком количестве? И почему раньше, читая эту карту, я ничего подобного не замечал?»
Он даже не поленился полезть в книжный шкаф за путеводителем, но нашел объяснение только для названия «Лондон». «Оно происходит от кельтского слова «lund» – «болото»», – кратко и без эмоций объяснялось в путеводителе.
Выходит, просто случайное совпадение.
Но как-то их слишком много.
«Наверно, раньше я их не замечал», – решил для себя Марк, – потому что думал только об истории со Зверем, а на все остальное просто не обращал внимания.
Он снова взялся за карту, но дальше дело пошло еще хуже. Перед глазами всплыла Пустыня святого Гильома и в ней – улица Край Света. За Пустыней и вовсе значилась долина Инфернет.
Увидев слово Инфернет, Марк даже рассмеялся, когда представил себе то количество каламбуров, которое можно было бы сейчас придумать по поводу Интернета. Но заниматься этим не стал: лень.
Отложив карту, он прикрыл глаза и повторил: Ганг, Африка, Рим, Москва, Лондон, пустыня, край света, Инфернет… Пресловутая Маргерида и окружающие ее области были так плотно утыканы названиями континентов и крупных метрополий, что казалось, что этот провинциальный департамент представляет собой миниатюрную модель универсума.
Кто-то сегодня ему уже говорил о модели мира в миниатюре. Наверное, Таня, кто же еще. Но что она говорила по этому поводу, и о какой модели мира шла речь, Марк не мог вспомнить, сколько ни силился. Пожалуй, надо еще раз у нее об этом спросить…
Но Тани снова не было дома: она уехала куда-то на красной машине. Обнаружив это, Марк нахмурился, и между бровями у него снова пролегла «морщина гордецов». Так, со сдвинутыми бровями и при зажженном свете он и заснул в кресле в ожидании жены, с развернутой картой на коленях.
