– Ни за что, – рыдала Таня.
Их реплики равномерно падали по обе стороны двери, как монотонные массажные постукивания по лицу, которым Фауста Петровна обучала Таню. Доктор называла эти движения «пиление» и «рубление» – в зависимости от того, совершались ли они подушечками пальцев или ребром ладони.
Дверь стояла между ними, как плотина, разгораживающая цивилизованный мир и путаный физиологический хаос. Только вот пойди разбери, кто из них находился с какой стороны от этой подсознательной двери, кто пилил-поглаживал подушечками пальцев, а кто рубил ребром ладони, кто затаскивал кого в мутную пучину хаоса. Ведь это только в сказке Перро все просто и понятно, когда плохой Волк просит хорошую Красную Шапочку:
– Танечка, ну не будь дурой, пусти меня в квартиру… Ляг рядом со мной, моя девочка, ляг рядом со мной.
– Но, бабушка, у вас такие большие руки!
– Это чтобы лучше обнимать тебя, моя девочка, это чтобы лучше тебя обнимать.
– Но, бабушка, у вас такие большие уши!
– Это чтобы лучше слышать тебя, моя девочка, это чтобы лучше тебя слышать.
– Но, бабушка, у вас такие большие зубы!
– Это чтобы лучше съесть тебя, моя девочка, это чтобы лучше тебя съесть.
«А знаешь, моя девочка, что было после этого в старой сказке? Жаннетта так испугалась зубов дьявола, что ей от страху захотелось писать, и она сказала:
– Ах, бабушка, мне очень хочется писать.
– Пописай в кровать, моя девочка, пописай в кровать.
– Но это очень гадко, бабушка.
– А я боюсь, что ты убежишь, моя девочка. Я боюсь, что ты убежишь.
– Если вы боитесь, бабушка, привяжите к моей ноге нитку, и, если вы испугаетесь, что я убежала, пока я буду писать на улице, дерните за нитку и увидите, что я здесь. Это вас успокоит, бабушка, это вас успокоит.
– Ты права, моя девочка, ты права.
И чудовище привязало шерстяную нитку к ноге Жаннетты, а кончик от этой нитки зажало в руке…»
Конечно, Марк говорил Тане не эти слова из-за двери, но звучали они именно так, недвусмысленно и окончательно: «Открой мне дверь, моя девочка, и я тебя съем».
– Я совсем не хочу сделать тебе больно, поверь мне, – говорил он.
– Неправда, – всхлипывала она. – Вы все хотите сделать мне больно, все.
На миг испытанная боль притупила голос того, темного, которое требовало открыть дверь и впустить Марка. Даже стало слышно опять, как подвывает ветер, как жалуется на это кошмарное несоответствие между интеллигентными разговорами под лампой Фаусты и этой неудачной попыткой заняться любовью на подоконнике в подъезде! Как, объясните, как может сочетаться открытое, милое лицо в круглых очках с этими нелепыми половыми органами, вываливающимися из джинсов? И свиная колбаска торчит из банки с мазью от чесотки…
