– Да, – сказала Таня, но Марк даже не расслышал, потому что Фауста громко заявила:
– Особенно нас интересует, как дела у милиции с расследованием убийства.
– Я не знаю, – развел он руками. – Все что мог, я им рассказал. Сделал копии со всех документов, – он показал толстую кожаную папку. – Но даже если предположить, что это такой же зверь, как был в XVIII веке в Жеводане, то как узнать, где он прячется? Я уж не спрашиваю, откуда он здесь взялся.
– Можно, например, было бы провести аналогию с тем местом, где он прятался в Жеводане, – предложила Таня.
Но этого так никто никогда и не узнал, – ответил Марк. – Животное возникало словно из ниоткуда, поди пойми, где оно пряталось. Это такая странная область: огромные каменистые плато, по полгода занесенные снегом, совершенно пустынная местность. В самом глухом и холодном поселении находится монастырь, а при нем – приют для паломников, которые шли к Святому Иакову Компостельскому, далеко-далеко, в Испанию, на край земли…
Он говорил, и Таня словно видела безнадежно тоскливый край: сухую землю, перемешанную с камнями, комки глины, бездарную, неблагодарную почву, только в мае покрывающуюся ковром лимонных нарциссов, а по шесть месяцев в году подернутую ледяной коркой. Свищет ветер, несет белая поземка, заметает землю снегом, на котором цепочкой отпечатываются следы усталых паломников. А где-то там, за монастырем, среди зимы и холода, рыщет неведомое чудовище, и его прямые мощные лапы не спеша вдавливаются одна за другой в свежий снег: шлюмф-шлюмф, шлюмф-шлюмф…
– А еще там есть геологические диковины, – сказал Марк. – Застывший поток доисторической лавы и гигантский каньон реки в форме лошадиной подковы. Посреди каньона – остров земли, словно корабль. Кстати, на нем и стоит церковь святой Фаусты. Это место называется Бозуль. Я выдвинул гипотезу, что животное пряталось именно там.
– Вот я об этом и говорила, – обрадовалась Таня. – Надо отыскать такой же Бозуль в Москве. И все, готово.
– В Москве нет каньонов и застывшей лавы, – заметила Фауста.
– Ну, может, не такую большую впадину… Что-нибудь похожее: река, нечто в форме корабля… – увлеклась расследованием Таня.
– А ведь верно. Река – значит вода, корабль – большой дом, – начал было Марк, но Фауста прервала его:
– Все, для аперитива достаточно. Прошу к столу. Про своего зверечка расскажешь после ужина.
Ужинали в столовой, при свечах.
Взявшись за прибор, Таня вспомнила, что так и не украсила пирог. Испугалась, что Фауста Петровна рассердится. Но закусок, подготовленных армией домработниц, оказалось столько, что она утешила себя: может, до десерта дело и не дойдет. Да и сама доктор, оказывается, постаралась, приготовив на горячее редкое мясное блюдо по старинному рецепту. Рецепт, конечно, достался ей от прабабки и вызвал большой интерес у Марка, который опять стал вспоминать про пресловутый Жеводан. Тане, честно говоря, это блюдо не понравилось совсем. Требуха в соусе была сложена и перевязана на тарелке таким образом, что являла собой полное сходство с мужскими гениталиями. Да и запах специфический – что говорить, требуха она и есть требуха, – и пробовать это Тане совершенно не хотелось. Но попробуй-ка тут не съешь, когда доктор смотрит на тебя с насмешкой, а Марк восхищается гениталиями с требухой и говорит, что это блюдо называется «трипу» и происходит как раз с родины зверя и святой Фаусты.
