— Совершенно верно, милорд.
Авалон бросилась бежать, думая лишь о том, чтобы оказаться как можно дальше от проклятой двери. На бегу она подхватила тяжелые юбки, аметисты на корсаже вспыхивали в свете факелов.
«Дура, дура, дура!» — ругала себя Авалон.
Дорога была ей знакома, но забылась за долгие годы. Авалон шла и размышляла. Брайс оказался решительней, чем ей казалось, — и зашел куда дальше, чем она ожидала.
Он намерен обвенчать ее с Уорнером сегодня. Прямо сегодня! В присутствии всех гостей он притащит Авалон к алтарю и против ее воли вынудит венчаться. Она должна окончательно загубить свою жизнь ради того, чтобы Брайс стал богаче!
Он отдаст ее Уорнеру, этому дюжему ублюдку с толстыми влажными губами, от одного прикосновения которых Авалон бросает в дрожь.
Сад сохранился, был только немного запущен — разросшийся кустарник храбро подступал к самой дорожке. Авалон пошла медленней, и сумерки окутали ее своим изменчивым покрывалом. Прижав ладони к вискам, она лихорадочно решала, как быть.
Можно удалиться в свои комнаты, жалуясь на головную боль, что будет не такой уж и неправдой. Собрать вещи, проскользнуть в конюшню, оседлать своего коня и…
Можно упасть в обморок и не приходить в себя, покуда священнику не надоест ждать…
Можно, как желает того леди Абигейл, публично отказаться выходить за Уорнера и при всех обвинить Брайса в гибели отца…
Все это — чистой воды безумие. Авалон горько, тихо рассмеялась. Быть может, Николас Латимер был не так уж и не прав. Быть может, она и впрямь безумна.
Послышался слабый шорох, впереди шевельнулись кусты — и снова все стихло. Наверное, ей почудилось.
Авалон шла по вымощенной белым камнем дорожке все медленнее и медленнее и наконец остановилась. В сумеречном воздухе прозвенела и быстро стихла короткая трель жаворонка.
Вечернее небо, лилово-синее, под цвет ее платья, стремительно темнело. Наступала ночь.
Странное спокойствие снизошло вдруг на Авалон. Она неспешно пошла дальше, в глубину сада. Где-то здесь стояла раньше мраморная скамья, и разросшийся куст жимолости осенял ее ветвями, сотворив пещеру, сплетенную из цветов и листьев. Авалон хотелось снова увидеть эту скамью, окруженную изумрудной листвой, вдохнуть чистый и сладкий аромат жимолости, обрести в этом умиротворении прежнюю ясность мыслей — и тогда, быть может, она поймет, что ей делать дальше.
Она уже дошла до конца дорожки, когда странный шорох повторился — на сей раз гораздо отчетливей, слева от Авалон, в ветвях старой вишни…
