Однако он позволил ей уйти… и Авалон изо всех сил убеждала себя, что рада этому.
Остаток ночи прошел неспокойно. Когда наступило утро, Авалон спряталась от яркого света, укрывшись с головой одеялом. Ей отчаянно не хотелось просыпаться: сон, по крайней мере, позволял хоть ненадолго уйти от тягостного бытия.
Солнце, однако, было неумолимо. В конце концов Авалон села на постели, угрюмо взирая на залитую утренним светом комнату.
У стены напротив кровати стояли в ряд ее дорожные сундуки, битком набитые нарядными платьями — подарками Мэрибел, которая обожала роскошные наряды. Авалон даже стало немного жаль бросать здесь, в Трэли, все эти сокровища, восхитительные творения безвестных швей и вышивальщиц.
Быть может, стоит заплатить кому-нибудь из слуг, чтобы сундуки с нарядами потом, когда все утихнет, отправили назад в Гаттинг. Эльфрида или ее возлюбленный могли бы ей в этом помочь.
Дверь бесшумно открылась, и в комнату прошмыгнула маленькая служанка. В руках она несла поднос с завтраком.
Увидав, что Авалон уже проснулась, девушка попыталась улыбнуться, хотя и без особого успеха.
— Славный нынче денек, — пролепетала она и залилась слезами.
Авалон подошла к ней. Служанка так и застыла посреди комнаты с подносом в руках, слезы градом катились из ее глаз. Взяв у Эльфриды поднос, Авалон усадила ее на кровать, потом плотно закрыла дверь.
На подносе был ее завтрак: овсянка, мед и хлеб. Присев рядом с Эльфридой, девушка поставила поднос к себе на колени и, отломив кусок хлеба, протянула его маленькой служанке. Та взяла хлеб, но плакать не перестала.
Авалон щедро полила овсянку медом, обмакнула в тарелку хлеб и откусила. Превосходно! Внезапно она поняла, что зверски проголодалась, и с удовольствием принялась за еду.
Эльфрида нервничает, вот и все. Она думает, что Авалон ничего не известно о замыслах Брайса, и не знает, как сказать ей правду. Авалон подождала, когда рыдания девушки стихнут, и протянула ей кубок с элем.
— Миледи, — всхлипнула Эльфрида, — я… я должна вам кое-что рассказать…
— Я все знаю, — перебила ее Авалон, отломив себе еще хлеба. — Пей.
И маленькая служанка послушно стала пить, глядя на Авалон поверх края кубка круглыми от изумления глазами.
— Ты отважная и добрая девушка, — продолжала Авалон. — И я хочу подарить тебе кое-что… на добрую память обо мне.
Покончив с овсянкой, она отставила поднос и подошла к одному из сундуков. Там лежал лучший ее плащ, из темно-зеленой шерсти, с атласной подкладкой. Авалон вынула его из сундука. Плащ был необычайно тяжелым.
