Не способный издавать подобные звуки, капитан воспалился не меньше, чем принцесса, он слишком долго сдерживался и решил атаковать ее очень быстро.
После столь затянувшейся предварительной игры оба были уже на грани — тысячные доли секунды оставались до завершения, тишину нарушали только звуки затрудненного дыхания.
Она закричала.
Хью ответил на это первой набежавшей волной.
И фонтан его извержения, и ее транссудат слились в единый поток, который мерцающим, бурлящим, пылающим исступлением заполонил ее.
Когда Хью наконец поднял голову, губы его изогнула улыбка.
— Понравилось? — насмешливо обратился он.
— Не знаю. — Голос ее звучал игриво. — Может быть, повторим?
— Пока не получится? — Он слегка шевельнулся внутри ее, чтобы она почувствовала его неослабевший интерес.
— Если не возражаете… — произнесла она с легким вздохом. — Но если не получится…
— Несложно.
Она смотрела на него безоблачным взглядом:
— Нужно бы отпраздновать это редкое и счастливое согласие.
— Кажется, мы это уже делаем, — шепнул он и наклонился, чтобы поцеловать ее.
Легкий, бодрый поцелуй, свежий поцелуй, благоухающий сладким восторгом для увертюры. Но несколько мгновений спустя их неистощимая страсть перешла к пылким ласкам.
— Прошу прощения, — пробормотал он, вспомнив, что они едва знакомы, — не хотите ли передохнуть?
— Когда мне этого захочется, — прошептала она, прогибаясь навстречу, чтобы коснуться губами его губ.
К счастью, бессонные ночи ему хорошо знакомы. Он усмехнулся.
— Тогда в путь!
И всю оставшуюся ночь, уединившись в личном раю, они предавались бешеным и бесстыдным страстям. Движимые порывами желания, они спаривались в непристойной вакханалии, охваченные стихией одержимости, и им казалось, что их околдовали.
Поразительное просветление для двух людей, отнюдь не склонных к полету фантазии. Но столь замечательное и прекрасное, восхитительное и чарующее, чтобы в нем усомниться.
Ближе к утру, пресыщенные и изможденные, они наконец уснули. Она распласталась на нем, положив голову ему на грудь, его руки обнимали ее, и, как дети в лесу, они спали.
Она никогда не позволяла себе так безоговорочно подчиняться. И так развеяться тоже. Насколько она могла припомнить.
Изнуренный, капитан уснул мертвым сном.
В полдень — одиннадцатый удар старинных голландских часов в футляре, стоявших в углу, только что замер — они вдруг проснулись. Над головой у них раздавался топот ног, слышались приглушенные голоса. Тишину нарушил какой-то шум, будто наверху двигали тяжелые предметы.
