— Слева есть вход. Вон у той сосны. А у меня имеется ключ. Я щедрый жертвователь, — пояснил он в ответ на ее удивленный взгляд. — И что еще важнее, мои дары облечены в самую доступную форму — новое оружие. — Учитывая, сколько инакомыслящих сослано в монастыри, ничего удивительного в том, что многие монахи настроены воинственно. — Этот монастырь оказывал помощь стороне, которая проиграла в этой войне, — добавил он, подводя ее к маленьким воротцам. — Здесь мы в безопасности.
Если бы Тама могла перевести дух, от всей души поблагодарила бы капитана.
Отперев ощерившиеся гвоздями деревянные воротца, он распахнул их и перенес принцессу через высокий порог. Поставив ее на ноги, сбросил с плеч котомку.
— Я скоро вернусь, — прошептал он. — Ждите здесь. «Как будто я могу куда-то уйти», — подумала она, кивнув в знак согласия.
Ноги ее подкосились, и она рухнула. Холодная земля предоставила Тама свое лоно. Она прикрыла глаза… только на мгновение…
Когда Хью вернулся, сделав все возможное, чтобы скрыть их следы, он нашел ее распростертой на траве и крепко спящей. Стоя над ее миниатюрной фигуркой, он размышлял над своей судьбой.
«Почему я?» — уныло спрашивал он себя.
Почему на него легло бремя ответственности за ее спасение? Почему не на любого другого из сотен капитанов, находящихся в Эдо? С самого начала с неохотой взяв на себя роль спасателя, он задумался: а не оставить ли ее у настоятеля? Здесь она в относительной безопасности. Разве не хватит с него приключений?
Но Хью не пришел к решению трудной задачи. И вдруг у него мелькнула крамольная мысль: уж не в наказание ли это ему за грехи? Но тут же отринул смутные помыслы. Если бы он действительно верил в Бога…
Нет, на него указует перст судьбы. А может, он случайно оказался поблизости?
Ну и жребий выпал!
— В этом суровом мире успевай, не зевай — тихо вздохнув, произнес он, поднимая с земли свою котомку.
Сунув руки в лямки, наклонился, чтобы взять на руки легкое тело Тама. Если и есть светлая сторона в этой гонке на выживание, то нельзя не признать, что появление принцессы прекратило его запой. Он сгреб ее в охапку, отчаянно надеясь, что она не проснется и не поднимет крик.
Она дышала так же ровно. Только удовлетворенно вздохнула, угнездившись у него на груди.
Обнаружив, что реагирует на ее сонное согласие, он был потрясен. Казалось, он слишком измучен, чтобы думать о любовных утехах. Усилием воли подавив свою первую реакцию (равно как и вторую и так далее до десяти), он приказал себе остудить пыл. «Ведь не животное же я, по крайней мере не всегда», — цинично заметил он про себя.
