– Да, давай заставим этого дурака самого проглотить свои угрозы. Я уверена, папа знал, что Дональду все равно с кем и за что драться. Вероятно, с такой же радостью он вступил бы и в армию короля Стефана. Он хотел воевать против жизни, забравшей у него Милдред. А возможно, он хотел не столько воевать, сколько умереть. Я думаю, это и было то, чего так боялся папа. Я увидела, как отец подавил в себе гнев и пожал плечами, притворяясь равнодушным.
– Разговоры, это только разговоры, – произнес он. – Надо подумать и выбрать, что лучше. Нет смысла позволить этому громкоголосому грубияну втянуть нас в необдуманные действия.
Но Дональда уже нельзя было остановить. На его лице появилась улыбка, первая с тех пор, как умерла Милдред:
– Ты прав, – сердечно согласился он. – Мы можем предпринять следующее. Ты обождешь здесь, чтобы не дать этому дураку никакой возможности навредить в Улле, а я соберу людей и присоединюсь к королю Дэвиду. Он вспомнит меня, несмотря на все эти долгие годы.
Папа понял, что это значит. Он уставился на Магнуса, сидевшего со мной на небольшой скамейке около огня. С того момента, как они вернулись со встречи с Валераном, Магнус не произнес ни слова, кроме повседневных вопросов и необходимых замечаний о еде. Его темные глаза, очень похожие на мамины и мои (я думаю, его характер был также больше похож на наш – не такой открытый и непредсказуемый, как у рыжеволосого папы и Дональда), сузились от злости. Было ясно, что Валеран ему не понравился не меньше, чем отцу. Дональд, я думаю, не заметил ни слов, ни манеры говорить королевского посланника. Он был погружен в себя и отреагировал не на оскорбления Валерана, а на слово «драться». Но Магнус даже в ярости продолжал верить, что Стефан выйдет победителем в борьбе с дочерью Генриха Матильдой, и не одобрял никаких действий против короля или его посланника.
Тем не менее Магнус сказал Дональду:
– Я не принял так близко к сердцу, как ты, оскорбления этого дурака, но, если хочешь, я пойду с тобой.
Магнус посмотрел на Дональда и перевел на отца взгляд, в котором можно было прочесть, что он сделает все возможное для безопасности брата.
– Нет! – возразил отец. Его долгий взгляд ласкал Магнуса. – Поеду я. Я хочу ехать.
То, что сказал отец, было правдой. Я уверена: мысль о войне за короля Дэвида доставляла ему большое удовольствие. Но дело было не только в этом. Магнус был моложе Дональда и потому не смог бы контролировать его. Дональд стал бы смеяться над ним и игнорировать его приказы и предостережения. Наверно, папа представил, как Магнус бросится вперед, чтобы защитить Дональда и выполнить свое негласное обещание. В таком случае он потеряет обоих сыновей. Я думаю, что отец ошибался: Магнусу удалось бы сдерживать Дональда. Мне казалось, что идея Магнуса очень разумная, но я знала, что папа никогда с этим не согласится. Дональд рассмеялся по-старому, веселым, беззаботным смехом. Так он смеялся еще до того, как женился на Милдред, до того, как почувствовал глубокий смысл жизни. Магнус нахмурился, а я не сводила глаз с маминого кольца, блестевшего в свете камина, на папиной руке. Отец, ранее равнодушный к украшениям, надел это кольцо, по просьбе мамы, когда она заболела в последний раз. С тех пор он его не снимал. Внезапный холод пронзил меня так, что я невольно задрожала.
