И вот он вернулся. Вернулся такой же злой, беспокойный и недовольный всем на свете, что и до отъезда.
Джастин потянулся за портвейном.
– И тебе добрый день, – сухо процедил он сквозь зубы.
– Что? А... да, конечно, здравствуй. Я бы сказал даже, что выглядишь ты на удивление хорошо. – Гидеон с завистью разглядывал безупречно сидевший на Джастине сюртук. – Впрочем, в этом скорее всего заслуга твоего портного. Кстати, кто он? Вестон, я полагаю?
Джастин лениво кивнул. Вестон был самый известный – и безумно дорогой – портной в Лондоне.
– Ты угадал.
Гидеон не успел ничего сказать – совсем рядом раздался оглушительный взрыв хохота.
– Две тысячи тому, кто сможет овладеть ею!
Джастин небрежно покосился через плечо как раз в тот момент, когда сэр Эштон Бентли, покачнувшись, отвесил неуклюжий поклон, едва не рухнув при этом под стол. Впрочем, Джастин нисколько не удивился – стойкая любовь сэра Эштона к горячительным напиткам была широко известна в обществе – так же широко, как и его способность, независимо от количества выпитого, каким-то непостижимым образом держаться на ногах.
– Поднимите ставки – чтобы было, ради чего спорить! – завопил кто-то другой.
Голос донесся из того угла, где кучкой толпились мужчины, – возле знаменитого окна-фонаря, или эркера, которыми славился «Уайтс» и у которых обычно собирались Бо Браммел[1] и его приятели, правда, сегодня никого из них в клубе не было. Беседа, похоже, становилась все более оживленной.
Мужчины разразились грубым хохотом.
– Ни одна живая душа не может похвастаться, что видела ее «киску»! Да уж, если такое и случится, так только в первую брачную ночь!
– Эта крошка ни за что не согласится пустить мужчину к себе в постель до свадьбы! – прорычат чей-то голос. – Да вот спросите хотя бы Бентли!
– Ха! Могу поспорить на что угодно, что обойдусь и без свадебных колоколов, а она все равно станет моей, даже не дождавшись, когда я сделаю ей предложение! Еще до конца сезона у нее на платье будут пятна от травы, или я не Чарльз Брентвуд!
Его собеседник саркастически фыркнул:
– Хочешь сказать, что сможешь затащить ее в кусты? Ее?! Брось! Ни за что не поверю!
– Да за две тысячи я сам готов опрокинуть эту крошку на спину! – завопил Патрик Макелрой, второй сын шотландского эрла. – А ее муж – если он у нее, конечно, будет... то есть, я хочу сказать, если она когда-нибудь решится выбрать одного из той своры поклонников, что бегают за ней по пятам, – и в могилу сойдет – не догадается, что был у нее не первым.
