Леди Эсме Роулингс значительно растеряла былую бодрость. Ничего не скажешь, она похожа на пивной бочонок.
Эсме попыталась рассмотреть свои щиколотки. Всю жизнь эти самые щиколотки были для нее предметом гордости. Еще будучи дебютанткой, она с восторгом замечала, как джентльмены только что не зубами скрипели, случайно заметив их элегантную стройность. Когда на британских берегах появились первые изображения француженок с новомодными, подобранными сбоку юбками, Эсме немедленно отправилась к модистке и велела сшить себе точно такую же.
Но теперь… щиколотки распухли и отекли. С тихим стоном она подалась вперед и ткнула пальцем в то место, где полагалось быть щиколоткам. Палец утонул в рыхлой, как тесто, плоти. Невероятно! Впрочем, это не имеет значения. Единственная часть тела, которой интересовались окружающие, был живот, о чем говорили постоянные напоминания:
— Да, миссис, животик-то растет, верно?
До того как она взяла на себя задачу вырастить ребенка, никто и никогда не обсуждал ее живот. В обычной жизни животы дам считались запретной темой.
Эсме со вздохом растянулась на шезлонге и положила руки на коврик, прикрывавший ее беременное чрево. Когда она лежала на спине, оно вздымалось в воздух, как поднимавшийся с речного дна островок. Январское солнце светило в ее сомкнутые веки. Под ладонями ощущалось слабое шевеление.
«Ну вот, Майлз, это твое дитя», — подумала она.
Вероятно.
Элен окликнула ее из соседней комнаты, но Эсме не хотелось отвечать, поэтому она лежала неподвижно, обводя пальцем домик, в котором находилось ее дитя. Пытаясь определить, один или два ребенка живут в ее чреве.
Старуха, которая держала маслобойню по дороге в деревню, постоянно предсказывала, что она носит двоих. Впрочем, это казалось вполне возможным, потому что она стремительно увеличивалась в размерах. И в отличие от многих женщин она точно знала, когда зачала ребенка: всего за две ночи, одну за другой. Это означало, что она ровно на шестом месяце, не больше и не меньше.
И все же выглядела так, словно была на сносях, а ведь до родов осталось целых три месяца. Страшно подумать, что она носит близнецов. Как это может быть? Сразу двое? Мальчик и девочка. Или две девочки. Или два мальчика.
Они танцевали за ее закрытыми веками в золотистом тепле солнечных лучей, крошечные девочки в передничках, с лентами в локонах, взъерошенные мальчишки…
Нет! Она случайно представила их светловолосыми… «Нет, этого не может быть и не будет, — наставляла она детей про себя. — У вас волосы Майлза, каштановые, симпатичные каштановые волосы. По крайней мере теперь. В последние годы у вашего отца оставалось всего несколько прядей».
