– Он был и вашим братом, – поправил Рейф. – К тому же Питер разыскал вас.
Конечно, это сделал Питер. Он хотел убедиться в том, что любовница отца ни в чем не нуждается и хорошо обеспечена. Его – нет, их – старший брат был воплощением джентльмена.
– Его светлость пил чай с моей матерью. И она была очарована им.
Рейф отставил свой напиток.
– Почему вы так медлили, прежде чем сообщить о своем существовании? Питер умер четыре года назад.
Вместо ответа Гейб как-то странно посмотрел на него.
– Вы не похожи на брата.
– Но ведь выходит, что у меня два брата, – сказал Рейф резче, чем собирался.
Гейб не обратил на это внимания.
– Думаю, ваш брат Питер не стал бы просить незаконнорожденного брата называть его по имени. Это было бы так же невозможно, как если бы он прошелся пешком по воде.
Рейф пожал плечами:
– Похоже, что об этом вам известно больше, чем мне.
Через минуту Гейб сказал:
– Я не видел смысла в том, чтобы сообщать вам о моем существовании. Ваш отец был более чем щедр ко мне.
– Если я могу оказать вам какую-нибудь помощь, – уверил его Рейф, – вам следует не колеблясь сказать об этом. Вы мой брат, хотя все время и называете нашего отца моим.
– Не хотите ли подтверждения моего происхождения с помощью вашего поверенного?
Губы Гейба изогнулись таким образом, что в этой гримасе Рейф с трепетом узнал выражение, характерное для его брата Питера. В этом новом брате смешались черты их обоих – его и Питера.
– В этом нет необходимости, – ответил Рейф, достойно встретив взгляд брата. – Мне только жаль, что Питер не счел нужным сообщить мне о вас раньше.
Конечно, Питеру это и в голову не пришло. Его дражайший братец представлял мир как лабиринт отдаленных друг от друга ячеек, и незаконнорожденным братьям не было места там, где обитали законные.
И тут настала очередь Гейба вскочить с места и выглянуть в окно. Его напряжение выдало только то, что он держал плечи несколько скованно.
– Я прошу о самой малости, – сказал он наконец.
– Просите о чем угодно, – сказал Рейф, гадая, сколько фунтов ему придется выложить назавтра без поездки в Лондон.
– Мне надо, чтобы вы поставили пьесу.
– Что?
– Пьесу, – повторил Гейб. – В театре Холбрук-Корта.
Он обернулся и посмотрел на Рейфа. Теперь его прямые брови были сдвинуты и выглядел он как разъяренный бык.
Но Рейф не смог сдержать улыбки. Да и как ответить на столь абсурдную просьбу?
– Ради всего святого! Не говорите мне, что вы, доктор богословия, преподающий в Кембридже, питаете честолюбивый замысел потоптаться на подмостках.
