Директор театра говорил так быстро, словно отстреливался из пулемета, и Марша сокращала слова до одной буквы, понимая, что навряд ли потом поймет что-нибудь из этих записей. Она попыталась отыскать взглядом свой диктофон в общей груде звукозаписывающих устройств. Вроде бы удалось, только на нем одном была ярко-зеленая петелька, – но горит ли лампочка, отсюда все равно никак не разглядеть. И Марша – черт его знает, почему, – могла бы поклясться, что не горит.
– Тина Паркинсон, «Театральная жизнь». Когда вы планируете начать репетиции на большой сцене?
Журналисточка изящно перегнулась через стол и шепотом спросила Франсиса:
– Вы из какой газеты?
– «Древняя башня», – он и глазом не моргнул, называя страшно дорогой и элитарный столичный журнал. Барышня изумленно подняла тонкие бровки, и они скрылись за гладенькой, волосок к волоску, челкой. Ну как, скажите, можно уложить волосы настолько ровно? У Марши это никогда не получалось. Никогда.
– А я из «Обозрения», – шепнула журналисточка. – Вы, наверное, не знаете, это небольшая газета.
– Лу Эванс, «Светский вестник». Господин Кларидж, вы не впервые играете главную роль в пьесах, принадлежащих перу этих авторов. Скажите, чем для вас интересен новый образ и будет ли по-прежнему вашей партнершей…
На букве «р» в фамилии «Кларидж» в ручке кончилась паста. А актер, как назло, отвечал пространно, приводя любопытные подробности из собственной и чужой личной жизни. А впрочем, ну его. Ее интересуют прежде всего драматурги. Три мушкетера, и точка. Она прикрыла глаза и попыталась проговорить про себя подготовленный вопрос. «Марша Брассен, свободный журналист…»
– Интересно, должно быть, работать в таком журнале?
Шепот журналисточки звучал мягко, ласково, вкрадчиво. Прилизанная кошечка. Ее тонкие пальчики – естественно, с безупречным маникюром темно-вишневого цвета, – меленько барабанили по столу слишком близко к большой, узкой, благородной руке Франсиса. Ну сколько можно, в конце концов?
Марша протянула руку и положила сверху на его кисть. И с привычным ироническим удовлетворением оглядела на собственные пальцы – вот, как раз такие один писатель-классик называл похожими на сосиски. И маникюр никак не сделать, потому что ногти расходятся вверх в форме трапеции, и нижние фаланги заметно поросли мягкими рыжими волосками…
Зато на безымянном пальце, – или безымянной сосиске, если хотите, – обручальное кольцо.
Журналисточка заметила это и больше не интересовалась преимуществами работы в элитарном журнале «Древняя башня».
