— Не надо. Ничего не надо, — это было первое, что услышала Анька от нее за два с лишним месяца болезни.
От мысли, что она может не только еще раз увидеть Валентика, но и просто заговорить с кем-то о нем, у Кати болезненно закружилась голова.
Никогда, никогда, никогда!
Весь следующий год Катюша приходила в себя. Медленно, но уверенно, как ослабевший от перенесенной кори ребенок. Преодолевая ощущение брезгливости, заставляла себя спать на кровати, в которой когда-то застала свою лучшую подругу. Осиливая дрожь в коленях, выходила на балкон и, стараясь не смотреть вниз, глубоко, полной грудью вдыхала свежий августовский воздух. Приучала себя не вздрагивать и не отдергивать руки, если взгляд находил какую-то мелочь — чашку или книгу, которые любил вертеть в руках Валентик…
Она выздоравливала.
Когда началась учеба, выздоровление пошло еще быстрее. Это было похоже на освобождение из плена: снова видеть однокурсников и друзей по факультету, принимать участие в нормальных человеческих разговорах, шутках, часами просиживать в библиотеке, волноваться из-за несданных зачетов. Валентик в университетских коридорах не появлялся — на доске деканата висел приказ об отчислении студента Липатова за непосещаемость и академическую неуспеваемость.
— Валентик? Липатов? Да он с какой-то бабой связался, чуть не на тридцать лет себя старше. Богатая такая тетка, бабла зеленого до задницы, отставная банкирская жена. Уехали они. В Таиланд, кажется, — услышала как-то Катя обрывок разговора между бывшими мужниными приятелями. С самой Катей о Валентике никто не заговаривал — непостижимым образом весь курс уже знал о том, что произошло между ними, и Катю все берегли.
Впереди был еще один, последний курс университета и окончательно взрослая, без всяких поблажек, самостоятельная жизнь.
Сейчас, когда она, уже не Катюша, а референт в известной на всю Москву «адвокатской конторе Игоря Водорезова» Екатерина Андреевна сидела над документами, неизвестно по какой причине вызвавшими неудовольствие шефа, ни одно из этих воспоминаний не задело ее памяти. В кабинете раздавался шелест бумаг, изредка прерываемый вздохами об украденных в метро деньгах, негромкое Маринкино сопение.
Резко ожил их общий, стоящий на отдельной тумбочке между столами телефонный аппарат.
— Шеф, — сказала Маринка, глянув на мигающую кнопку. — Ни пуха ни пера…
— Зайдите ко мне, Екатерина Андреевна, — услышала она звенящий, как жестянка, голос Водорезова.
