– Девицу Сметанину, значит? Ах, бедокуры, вы, бедокуры! Эдакие вы фортели выкидываете! Нагорит мне здорово за ваши гусарские проделки…
Путилин расхохотался еще пуще.
– Однако, батюшка, я думаю, что коляску следовало бы ввести во двор… Неравно, кто увидит… хоть и рано еще, всего четвертый час в начале, а вдруг кто проснется.
– Верно, верно… – смущенно залепетал иерей. – А невестушка?
– Я ее сейчас высажу, и мы подождем вас здесь, у крылечка.
– А в горницы? Милости просим, в горницы…
– Нет, не беспокойтесь… Мой друг ведь говорил вам, когда мы приедем? Когда назначено венчание?
– Да часов в пять утра, а может, и раньше. Они, ведь как вам известно, вместе приедут…
– Да, да… Но он просил меня прямо привести невесту в церковь. Уж вы будьте добры, батюшка, одевайтесь скорее… Времени терять нельзя…
– Да, да… сейчас… сию минуту… Ах, Господи…
Путилин подошел ко мне, помог мне высадиться из коляски и накинул на меня шинель.
– Въезжай в ворота! – отдал он приказ кучеру. – Сейчас их откроют.
– Иван Дмитриевич, голубчик, хоть одно слово… В чем дело?
– Я знал одно, но не ожидал другого. Помилуй Бог, вот нежданность, погонишься за одним зайцем – поймаешь двух.
Вскоре ворота раскрылись. Коляска въехала туда. На пороге домика появился священник с таким же дряхлым стариком в подряснике.
– А это пономарь – псаломщик мой. Пожалуйте!…
Глава VII. В церкви, в ожидании свадебного поезда
– Ну, Кузя, отворяй с Богом!
«Кузя», которому было лет за семьдесят, отпер большой замок на железной двери, раскрыл ее, и мы вошли во внутренность церкви.
Миром, покоем, святой тишиной повеяло на нас.
Церковь была маленькая, бедная. Тут не сверкали золотом и драгоценными камнями скромные ризы икон, тут не было нарядных ковров, серебряных паникадил… Но зато тут была масса воздуха, света.
Лучи солнца врывались через окна и заливали храм золотыми потоками.
– Ну, Кузя, приготовляй… – обратился к псаломщику батюшка.
Путилин посмотрел на часы.
– Да, теперь надо скоро ожидать.
– Мне-то недолго облачиться… Скажите, барышня, вы конечно, по доброй воле идете под венец? – вдруг обратился старенький священник ко мне.
Я, твердо памятуя приказание моего друга, молчал.
– Вы не удивляйтесь, батюшка, что невеста молчит… – Сами понимаете: волнение… тревога… утомление… А только Сметанина идет, безусловно, по доброй воле. Да, впрочем, кто же таким романтическим образом, уводом, венчается не по любви?…
– Это вы точно сказали, господин полковник… – мягко, тихо рассмеялся старый батюшка. – А вы, извините, как полагаете, почему я решился на такое венчание?
