Потому-то, когда со временем Бернабе был смещен, я, признаюсь тебе, решил, что настал мой звездный час, и не сомневался в моем утверждении в должности, которую фактически уже занимал в течение пятнадцати лет. Разумеется, были и другие кандидаты – вся редакция! – но, за исключением Бальдомеро Сервиньо, не желавшего бросать вторую работу в министерстве и всецело посвятить себя одной газете, никто из них, скажу без ложной скромности, и в подметки-то мне не годился. И оттого я так нервничал на протяжении нескольких недель и так был разочарован в конце концов решением Совета, назначившего новым директором «Коррео» дона Хуана Мануэля Лопеса Альдаму, мадридского денди, автора полудюжины посредственных романов и вдобавок племянника дона Хулио Видаля, давнишнего члена Совета. Нужны тебе еще объяснения, дорогая? Или, может, они нужны твоему сыну Федерико?
Я всегда был дисциплинирован и принял новое назначение, ничем не показав своего неудовольствия, так что только Бальдомеро Сервиньо, неизменно верный и преданный друг, заметил мое разочарование. И хочешь знать, почему меня обошли? Злые языки утверждали, что я неплохой работяга, довольно старательный исполнитель и трудолюбивый ремесленник, но мне не хватает умения владеть пером, представительности и организаторского таланта, тогда как настоящей причиной, тем, о чем не говорили, но чего мне не простили, было покровительство Бернабе дель Мораля. Так или иначе, я проглотил обиду, но с первого дня убедился, что неискушенность нового директора дона Хуана Мануэля (я всегда не доверял, дорогая, людям, которые для самоутверждения называют себя полным именем) не приведет нас ни к чему хорошему. И действительно, этот субъект, своевольный, но напрочь лишенный изворотливости, не имеющий представления о разных профессиональных хитростях и вообще человек в городе новый, все свои усилия направил в русло политической борьбы, что было совершенно бессмысленно и только свидетельствовало о его неопытности. Ему недостаточно казалось дозволенного и приспичило во что бы то ни стало добиваться новых вольностей, отвоевывать больше свобод. Какая несвоевременная задача! Ведь тогда уже начались уступки и давление на печать ослабло, зачем же нужно было насильно требовать больше того, что давали? Короче, сеньор Альдама, неспособный к настоящей литературной работе, занялся журналистикой бессодержательной, бесполезной и злонамеренной, грубой и недостойной, последствия которой не замедлили сказаться: дюжина арестов на издание, два сокращения нормы типографской бумаги и штраф в двадцать тысяч дуро. Сущая безделица! Однако по какой-то несчастной причине, которую я так и не могу понять, новый директор и его сторонники с самого начала пользовались поддержкой Совета.
