Я не испытывал особого желания глазеть на собственное отражение, но не мог отрицать и того, что теперь, после уборки урожая, у меня возникла отнюдь не тщеславная мысль утвердиться среди своих предшественников во владении Холлом. И не имеет особого значения, что я добился покамест скромных успехов в обеспечении процветания своих земель и семейств, которые обрабатывали их в течение многих веков. Так что по некотором размышлении я отправился на поиски портретиста в Норвиче, и мне стоило немалых усилий отыскать хорошего художника. Пусть мисс Джоселин открыто заявляет о своем пренебрежении перспективой и игрой света и теней, но, невзирая на крайне малую вероятность того, что она когда-либо увидит мой портрет, я не мог уронить свой авторитет в глазах мисс Дурвард.
Оказалось, что при виде этих соблазнительных молодых леди меня обуревают вполне плотские и объяснимые желания. Кроме того, я не мог удержаться от искушения подогреть их интерес ко мне, если даже они готовы были принести себя в жертву. Но, увы, мне никак не удавалось заставить себя смириться с необходимостью отдать им в ответ собственные акры, посему желание мое оставалось неудовлетворенным.
Но почему я не мог решиться на такой шаг? Этот вопрос не давал мне покоя. Подобный обмен считался в нашем обществе вполне обычным делом. И разве не я сам всего несколько недель назад отправился в Ланкашир как раз на поиски спутницы дней и хранительницы ночей своих в рамках того же самого обмена? В очередной раз, укладываясь в постель, я раздумывал над тем, а не пытаюсь ли я избавить себя от грядущих неприятностей, если какая-либо представительница прекрасного пола сочтет, что возрождение моей усадьбы – о которой только и говорила вся округа – не сможет примирить ее с моим недомоганием, или, точнее говоря, увечьем. Стать объектом подобного отвращения, которое не смогла преодолеть даже столь мягкая и добродетельная особа, как миссис Гриншоу, и пострадать от него не один раз, а страдать каждую ночь, до самой смерти… Нет, пока я нахожусь в здравом уме, я ни за что не соглашусь на подобное испытание.
Но когда меня окутала тишина и темнота, я понял, что не только мое нежелание терпеть унижение не позволяет мне отважиться на подобный шаг. Тому была и еще одна причина, намного более веская – нескончаемая горькая печаль и болезненная радость, которые жили в самой глубине моего сердца. То дружеское общение и товарищеские отношения, которых я жаждал, те плотские желания, удовлетворить которые я стремился, стали бы настоящим предательством по отношению к моему собственному сердцу, сохранившему незапятнанную память о недолгом счастье и беззаветной любви.
