– Вы нас обвиняете только на основании вашего предчувствия?
– Нет, на основании интуиции и кое-каких доказательств.
Инспектор позвонил, вошли полицейские. Он молча показал на меня. Легавые подали мне знак встать. Я понял, что протестовать бесполезно, они были сильнее.
И впервые с тех пор как я стал взрослым, мне захотелось заплакать.
Почти с нежностью я подумал об оставшихся снаружи улицах, отныне предназначенных для свободных людей.
Ничто так не заставляет задуматься о зыбкости жизни в целом и счастья человека в частности, как первая ночь в тюрьме. Счастье! Возможно ли оно?
Всю ночь я не сомкнул глаз. Больше всего угнетало меня не то, что я оказался в камере, а отравление Кастэна.
Я-то строил свою защиту совсем на другом, а мне подсунули неожиданный вопрос, к которому я не был готов по той простой причине, что ничего об этом не знал.
Часами, вытянувшись в одежде на узкой кровати, я обдумывал эту проблему. Я знал, что полиция ошибается. Я не отравлял Кастэна. А думать, что в этом виновата Жермена, значило плохо ее знать. И тем не менее в теле был яд! Должно же быть какое-то объяснение?
Может быть, ошибся кто-то в аптеке, где он покупал свои лекарства? Такие случаи бывают... Я терялся в догадках. Но внезапно я все понял. Это же было так очевидно... Я знал, кто отравил Кастэна. Виновного звали Креман, и он умер раньше своей жертвы! Злые слухи по поводу вдовы Кремана были обоснованны. Эта экстравагантная румынка отравила своего мужа, как утверждала людская молва.
Я читал сообщения о делах такого рода. Из них я узнал, что мышьяк – это яд, который может перейти от отравленного на другой объект. В выкопанных трупах находили яд только потому, что его содержала земля. Чем больше я раздумывал об этом, тем больше проникался уверенностью, что мышьяк, найденный в теле Кастэна, попал к нему от мертвого торговца.
Никакого сомнения: Креман был отравлен. Потом, когда оба мертвеца находились вместе, часть яда перешла в Кастэна...
Я открыл чудовищную жестокость случайности. С момента, когда я увидел Жермену на почте, выходящей из телефонной кабины, случай швырнул меня в свои зловещие шестерни. Мне долгое время казалось, что я сам распоряжаюсь своей судьбой, а на деле – я оказался всего лишь ее жалким рабом.
Внезапно на меня напал страх перед правосудием. Но не людским правосудием, нет, с этим мы сладим... Но другим правосудием, более беспощадным. Более неизбежным... Божественным...
"На этот раз тебе не выкарабкаться, – говорил я себе, – на этот раз ты в лапах у Шарвье, а он пойдет до конца, потому что уже слишком далеко зашел, чтобы остановиться... По древней пословице: "Ищите, кому это выгодно" – он начнет давить на нас с Жерменой".
