Меч князя Вячки | страница 3



- Пора,- наконец выдохнул тевтон, переложил нож из правой руки в левую и широко перекрестился.- С нами бог и святая дева Мария.

Потом приблизил лицо к Братиле, почти коснувшись его щеки, прошептал:

- Ты помнишь клятву, которую мы дали епископу Альберту?

Тевтон был белолицый, с глазами острыми, маленькими, как недозрелые лесные орешки.

- Помню,- сказал Братило.

- Повтори нашу клятву.

- Именем апостольской римской церкви, именем ее младшей дочери церкви рижской клянемся пойти

в Кукейнос, взять душу лиходея Вячки, где бы он от нас ни скрывался, и вручить эту слепую и дикую душу в наисправедливейшие руки бога.

- Хорошо,- одними губами улыбнулся тевтон.- Вячка должен погибнуть. Такова воля всевышнего. Аминь.

Братило согласно кивнул головой, молча вглядываясь во тьму прямо перед собою. У него было очень острое зрение, как у рыси, что водится в лесах у стольного Полоцка, и впереди, за несколько саженей, там, где начинался оборонительный ров, он заметил кустики какой-то странной травы. Длинная, прямая, с колючими упругими метелками на самом верху, она напоминала стрелы из лука, впившиеся в землю. "Плохой знак",- подумал Братило.

А тевтон страстно, как молитву, шептал рядом:

- Нас нельзя остановить, как нельзя остановить морской прибой и восход солнца. Мы несем свет веры, нетленный крест господний.

"Боится",- подумал Братило. Он, Братило, не боялся. Страх остался позади, за спиной, в Риге, куда он прошлым летом прибежал из Кукейноса, спасаясь от дружинников князя Вячки. В Кукейносе он строил церковь из серого твердого камня-плитняка, который добывали в окрестностях города,вместе со своим отцом и дедом. Но работать не хотелось. Тяжелый камень отрывал руки, а молодое здоровое тело жаждало любовных ласк. Он убежал со скоморохами, водил медведя, играл на гудке, миловался с бесстыдными молодицами, пил мед, а потом вместе с дружками убил богатого латгала из-за десятка гривен.

Головник, проклятый своей семьей и городом, стоял он перед стенами Кукейноса и слушал, как перекликаются вой, как звенят их мечи. Давно не слышал он звуков родной речи. Это была единственная радость, оставшаяся у него,- стоять возле городского вала, во тьме, и слушать знакомые с детства слова.

- Полоцк! Менск! Друтеск! - доносилось сверху. А ему казалось - это плачет его мать, распустила седые от горя волосы, посыпала их песком-дресвяником и зовет, кличет: "Братило! Братило!"

Тевтон легонько толкнул его в бок, подал что-то круглое, небольшое.