Тем временем у моста между Шпакевичем и Холодиловым продолжался разговор.
— Сейчас где-то грохнет! — с восхищением сказал Шпакевич.
— Если долетит, — усомнился Холодилов. Подошел Чубарь, Шпакевич и ему сказал:
— Полетел наш! Сейчас где-то грохнет!
Но не успел скрыться бомбовоз, как в той стороне послышались короткие очереди, будто кто-то вспарывал мокрое полотно.
— Ну вот, я же говорил, если успеет долететь! — без особой уверенности в своей правоте сказал Холодилов.
Очевидно, вблизи Крутогорья завязывался воздушный бой.
Холодилов не выдержал, побежал на волотовку посмотреть.
Кончилось тем, что сильный взрыв вдруг потряс все окрест, и в небо взметнулся черный столб дыма. Столб этот сперва рос вверх, потом вдруг заклубился, образуя огромный огненный шар, который постепенно ширился, заслонял желто-белым, соломенным дымом небо на северо-востоке.
На Шпакевича все это — и сбитый бомбовоз, и неожиданный пожар — подействовало угнетающе. Чубарь видел, как заходили у него на хмуром лице желваки. Шпакевич, как и Холодилов, отступал от западной границы, но привыкнуть к пожарам не мог, так же как не мог спокойно смотреть на убитых, жалость в нем всегда усиливалась чувством досады и беспомощности…
— Собственно, нам необязательно оставаться тут дальше, — вдруг решительно, с какой-то не знакомой еще Чубарю жесткостью в голосе сказал Шпакевич. — Сейчас вот взорвем мост и айда.
— Дотемна можно еще успеть на ту сторону, — будто подзадорил Шпакевича Чубарь, показав при этом на лес, черневший за Беседью.
Незаметно подошел Холодилов.
— И кто их, этих бомбардировщиков, пускает одних, без прикрытия? — пожалел он вслух.
— Что там загорелось? — спросил Шпакевич.
— Какая-то деревня.
— Может, Крутогорье?
— Нет, это ближе, — сказал Холодилов. — Сволочи, сбили над самой деревней. Два «мессера». Даже отрулить не дали. Теперь вот пожар. Горят избы. А летчик не успел выскочить. Низко летел. Кому-то снова сегодня нехороший сон приснится…
— Мы тут с товарищем Чубарем решили: надо взрывать мост.
— А я о чем тебе все время толкую? — склонил набок голову Холодилов.
— Все равно, — не обращая внимания на укоризненное замечание, продолжал Шпакевич, — немцы до утра не попрутся сюда. У них, должно быть, ночлег.
— Н-да, воюют фашисты с комфортом, — сплюнул Холодилов. — Все по расписанию. Обед, сон… Хотел вот какой-то чудак напугать к ночи, так и то не удалось!..
Красноармейцы постояли еще немного, словно скорбя, а затем двинулись к шалашику. Чубарь решил не отставать от них. В шалашике на увядшей траве лежали две красноармейские шинели и винтовка, видно, Шпакевича, так как Холодилов свою все это время носил при себе. Шпакевич сел на корточки, начал выбирать из шалашика вещи. Вот он подал Холодилову какой-то ящик. То была взрывмашина. Чубарь понял это, когда увидел, что от нее к мосту шел вдоль берега Деряжни черный шнур. Холодилов тут же достал из кармана ручку, приладил к ящику, сразу вспыхнула красная лампочка. Можно было производить взрыв. Шпакевич приказал всем спрятаться под обрывом, куда не могли долететь обломки, хотя заряд под средней опорой моста они положили небольшой. Холодилов прихватил с собой и взрывмашину. Некоторое время Холодилов и Чубарь ждали под обрывом Шпакевича, тот почему-то задерживался возле шалашика. Холодилов сказал вдруг с сожалением:
