Преданный предатель | страница 13



Разве слуга хуже, чем пес?

— Как вас зовут? — спросила она.

— Меня зовут Иоанн Конрад, — охотно ответил он. — Сейчас у меня нет семьи, но прежде мы стоили больше, чем теперь. Поверьте, Ваше Высочество, здесь нет никакой тайны. В наше время многие скатываются вниз. Это легче, чем подняться наверх, да и лучше.

— Если вы порядочный человек, — негромко сказала она, — если вы где-то учились и что-то читали, тем стыднее служить шайке разбойников. Легко говорить о псах — легко, но не честно. У собаки один хозяин и один долг. У нее нет ни дела, ни веры, ни страны, она не знает закона. Но как примирить со справедливостью то, что случится, если город захватят бешеные псы?

Он напряженно глядел на нее, неравенство растворилось в споре, словно она и впрямь отмахнула все различия, войдя к нему в темницу. Он глядел на нее, и лицо его менялось, ибо он уловил еще один смысл этой странной беседы.

— Вы чересчур милостивы, — сказал он. — Во всяком случае вы добрее моих хозяев. Ни один человек не сделал столько для меня. Но сам я не сделаю ничего для бедной Павонии со всеми ее павлинами и полицейскими.

— Сделайте это для меня, — сказала принцесса.

— Да, ни для кого другого я бы этого не сделал, — сказал он, — но тут и начинается самое трудное. Повиноваться вам — истинная радость, но ни в коей мере не долг. Разве приличная собака сделает ради удовольствия то, чего не сделает из верности?

— Собак я люблю, — вскричала она, — только не бульдогов! Они уродливы.

И прибавила, внезапно переменив тон:

— Понять не могу, зачем вам сидеть в тюрьме. Вас же осудят на долгий срок за измену, и все ради дьяволов, которые нас взорвут!

— Что ж, — спокойно сказал он, — меня осудят за измену, потому что я не хочу стать предателем.

Остроумие этой фразы отдавало высокомерием, и принцесса не сумела сдержать себя.

— Хорошо! — вскричала она, поворачиваясь к двери. — Сидите здесь, гибните, ведь вам безразлично, что мы взлетим в воздух! Бог знает, что задумали эти мерзавцы, но и вы знаете. Только Богу нас жалко, а вам — нет. Вам никого не жаль, вам все безразлично, кроме подбородка да гордыни! А вы безразличны мне.

Она распахнула дверь, захлопнула, и узник остался опять один в своей камере. Он опустился на койку, обхватил руками голову и долго сидел так, а потом встал и с тяжелым вздохом направился к двери, услышав привычные шаги.

Через несколько часов в королевских покоях, когда король брал бокал вермута у более покладистого лакея, премьер-министр, сидевший напротив него, заметил между прочим: