Сидней долго наставлял Сэйерса, пока пилот в одних плавках, не боясь обгореть, бегал по склонам с ружьем в надежде подстрелить живность и побаловать ребят на авиаматке дичью. Хряк пролежал остаток дня на циновке, загорая и поглощая фрукты из плоских плетеных корзин.
Вечером Сидней вместе с Хряком улетели. Сэйерс остался один: Сидней дал Найджелу понять, что тот здесь старший и только Найджел знает все до конца, а другие лишь часть. После истории с аквариумом Сэйерс допускал, что то же самое Сидней сказал другим.
Только сейчас, после разговора с Сиднеем, Найджел понял, что завяз глубже, чем предполагал, отступать некуда, да вряд ли он и смог бы теперь; как и большинство людей, завязших по уши, Сэйерс предпочитал делать вид, что ничего особенного не случилось.
Вертолет поднялся и, хищно наклонив нос по косой, будто заваливаясь в море, исчез. Гул его пропал еще раньше, и, когда точка в закатном небе скрылась из вида, Сэйерс понял: все произошло на самом деле; он уселся на складной стул с плетением, провисшим почти до песка, и ощутил, как жар прогретой за день земли струится по ногам, подымаясь выше и выше.
В центре острова на высоте тысяч футов в облаках тумана проглядывал лес. Лето на исходе – время ураганов; женщина стояла на берегу и всматривалась в тихое море, все и начиналось обычно с тишины, а за горизонтом фронтом в сотни миль мог нестись ураган с дикой горячностью гоночного автомобиля, выливая мощные ливни, поднимая гребни опустошительных валов.
Напарник Сэйерса по вагончику, худощавый лысеющий брюнет по прозвищу Чуди, и впрямь был чудаковат, но беззлобен и принадлежал к редкому типу людей, способных не напрягать ближнего. Чуди не требовал к себе повышенного внимания, не требовал, чтобы с ним натужно общались, и сам любил помолчать, но его молчание не вызывало у другого чувства неловкости и желания непременно раскрыть рот, чтобы сказать хоть что-то. Кривые ноги Чуди покрывала черная жесткая растительность, на груди и на спине волос было так много, что издалека можно было решить, что Чуди забыл стянуть свитер.
– Вы привыкнете, – Чуди попытался ответить на невысказанный вопрос Сэйерса, понимая его растерянность. – Здесь есть свои прелести.
– А… – Сэйерс кивнул и улыбнулся Чуди, улыбаться тому одно удовольствие, в ответ Чуди оскалил лошадиные зубы, безобразие его улыбки могло соперничать только с ее обаянием.
Сэйерс опустил руку, набрал пригоршню песка, высыпал на грудь – песчинки ручьем побежали вниз.
