— Гриша, через два часа — совещание. Позаботьтесь о том, чтобы все участники были оповещены.
Ворон учтиво кивнул и вышел.
Кабачок придвинул к себе лежащий на столе золотообрезный том Ницше, открыл его на закладке и погрузился в чтение.
Через два часа перед Кабачком снова сидели его двенадцать внимательных апостолов. Кабачок тихо постучал карандашом по столу, и сдержанные разговоры тут же прекратились.
Выдержав небольшую паузу, он начал:
— Два часа назад мне позвонил некто Салтыков и в грубой форме объявил войну.
Апостолы задвигались, раздались возгласы возмущения и удивления, кто-то засмеялся.
Кабачок опять постучал по столу карандашом и продолжил в наступившей тишине:
— Личность Николая Ивановича Салтыкова нам всем известна. Примитивный разбойник, не занимающийся никаким бизнесом, никаким делом, ничем, кроме грабежа и насилия. До сих пор мы терпели его существование потому, что своими беспредельными подвигами он отвлекал внимание соответствующих органов на себя. Теперь, когда семеро его подручных отправились на тот свет, он потерял голову и бросился на нас. Это связано с тем, что трое из них неудачно выбрали себе в жертвы двух наших сотрудников. Но кто убил еще четверых, и убил ли вообще, поскольку машина свалилась в котлован, — неизвестно. Он же считает, что это спланированная акция.
Кабачок взял в руки лист бумаги и, глядя в него, сказал:
— Банда Салтыкова, я говорю «банда» потому, что другого названия для этого нет, состоит из пятидесяти семи, точнее, из пятидесяти откровенных бандитов с большой дороги.
Кабачок посмотрел на одного из присутствующих и продолжил:
— Вот тут Герман Германович засмеялся, когда услышал об объявлении войны. Я понимаю его. Эту свору мы уничтожим без особого труда. Но, — Кабачок поднял указательный палец, — все равно это — проблемы. Все равно это — ненужный риск, это — привлечение внимания, это, в конце концов — неизбежные потери! И ЭТО мне не нравится.
Он сделал паузу:
— Через несколько минут мы продолжим обсуждение этого вопроса, а пока послушаем фонограмму моего телефонного разговора с Салтыковым. Гриша, прошу вас.
Ворон быстро вышел из кабинета, и через несколько секунд из акустической системы «Электровойс», которой был оснащен офис, послышалось шипение телефонных помех, затем голос Кабачка:
«Я слушаю вас, Салтыков».
Далее заговорил Салтыков (в основном «многоточиями», самые слабые из которых более всего были созвучны с международным словосочетанием «в сye SOS» и высоколитературным «похвалу я от хулимого отца»):
