Лейла сконцентрировалась, смешала на палитре краски и сделала набросок… лица.
Не веря своим глазам, Лейла уставилась на холст. Это было лицо человека, от которого она сбежала.
С бьющимся сердцем Лейла соскребла краску мастихином и начала работу заново. Она снова сконцентрировала внимание на предметах, но под ее кистью снова появилось то же лицо.
Лейла знала, в чем причина. Лицо Эсмонда преследовало ее, потому что он был загадкой. Она умела — интуитивно — читать по многим лицам. Но только не по его.
Эта загадка мучила Лейлу еще в Париже. В течение десяти месяцев она не видела Эсмонда и отказывалась даже думать о нем. Но после десяти минут, проведенных в его обществе в Норбури-Хаусе, Лейла опять начала теряться в догадках. Она не могла понять, что именно он делает и как он это делает — говорили ли правду его глаза или они лгали, был ли чувственный изгиб его губ реальностью или просто иллюзией.
Эсмонд застал ее врасплох. Он понимал, что она чувствует, и ему это не нравилось. Лейла видела, что граф сердится — всего на секунду в глубине этих бездонных синих глаз вспыхнула злая искра и тут же исчезла. Эсмонд уличил Лейлу в том, что она попыталась заглянуть под маску, которой он прикрывался, и это ему тоже не понравилось. И вот теперь этот господин заставил ее уехать и сделал это одними глазами… одним лишь взглядом, но таким жгучим, что Лейла, словно обожженная, отступила.
Но где-то в глубине души, в самом темном ее уголке, Лейла хотела, чтобы этот взгляд снова ее обжег.
Возможно, именно этот темный уголок ее души, а вовсе не ее артистические наклонности влекли Лейлу к Эсмонду. Ведь она могла уйти в любую минуту, могла небрежно поздороваться и отвернуться, однако она этого не сделала. Не смогла. Хотела и… не хотела.
И сейчас, когда Эсмонд находился в сотнях миль от нее, Лейла не могла вытеснить его из своей головы даже работой. Он был внутри этой работы, и у Лейлы не было сил его прогнать.
У нее начало стучать в висках. Отбросив кисть, Лейла швырнула палитру о холст, сбив на пол краски и растворители. Слезы бессильной ярости потекли по ее щекам, и она начала метаться по студии, сбрасывая на пол все, что попадалось ей на пути. Лейла едва соображала, что делает, но ей было все равно. Она хотела только одного — крушить все вокруг.
— Черт побери, дорогая, твои крики, наверное, слышны на том конце города, — вдруг услышала она за спиной удивленный голос мужа.
Лейла резко обернулась. Фрэнсис стоял на пороге, держась руками за голову. Его волосы были спутаны, он был небрит.
