Часы на телеграфе показывали без четверти десять, и Воронов ускорил шаг. Без пяти десять он рассчитывал быть в приемной начальника Совинформбюро.
Лозовский принял Воронова сразу. Когда тот вошел в его кабинет, он улыбнулся, вскинул свою небольшую квадратную бородку и сказал:
— Рад видеть вас, товарищ Воронов. Садитесь, пожалуйста. Ну-с, каковы ваши послевоенные планы?
Уже давно привыкший по первым же словам начальства догадываться, для чего он вызван — для нагоняя, для поощрения или для получения нового задания, — Воронов решил, что Лозовский дает ему, так сказать, прощальную аудиенцию. Это несколько опечалило его — все-таки последние полтора года он был тесно связан именно с Информбюро, — но в то же время и обрадовало. Прощание как бы еще раз подчеркивало, что с войной покончено и отныне он, Воронов, может строить свое будущее, как ему хочется.
Он улыбнулся и весело сказал:
— Учиться собираюсь, Соломон Абрамович.
— Вы ведь кончали исторический? — спросил Лозовский.
— Да. Но я имею в виду аспирантуру. Правда, мой институт — ИФЛИ — больше не существует…
— Но есть МГУ; есть педагогический, — заметил Лозовский. — В какой области истории вы собираетесь специализироваться?
— Еще окончательно не решил. Хотелось бы заняться историей Соединенных Штатов.
— Вот как! — снова вскидывая свою бородку, произнес Лозовский. — Вы ведь языки знаете. Немецкий и…
— Английский.
— Да, да, и английский. А какой период американской истории вас интересует?
— Борьба за независимость.
— Что ж, это достойный период, — задумчиво произнес Лозовский и замолчал.
Воронов ждал, что сейчас Лозовский протянет ему руку, поблагодарит за добросовестную службу в Совинформбюро и пожелает успехов в мирном труде. Он уже готов был сказать в ответ, что в свою очередь благодарит за доверие, оказанное ему во время войны, и что, работая в Информбюро, он многому научился..;
— Вам надо будет поехать в Берлин, — неожиданно, без всякого перехода, сказал Лозовский.
Воронову показалось, что он ослышался.
— Командировка продлится недели две, — добавил Лозовский.
— Соломон Абрамович, как же так? — жалобно воскликнул Воронов. — Ведь мне уже сообщили в ПУРе, что я… ну, как вам сказать, почти демобилизован! Я думаю, что приказ уже подписан или находится на подписи.
Лозовский посмотрел на него с укоризной и настойчиво сказал:
— Все же вам надо поехать. Надо!
На мгновение перед глазами Воронова возникли груды развалин, изуродованные дома, немцы, пугливо озирающиеся, точно каждую минуту ожидающие удара. Короче говоря, все то, что он уже забыл, вычеркнул из своей памяти за полтора месяца, проведенные в солнечной, веселой, родной Москве.
