Так что примеров мальчикам хватало, и вели себя они благоразумно. И в этот раз, около восьми вечера, в середине октября, они посмотрели в «глазок»… Перед «глазком» стоял человек, страшнее которого мальчики не могли себе даже вообразить. Сперва парни решили, что он весь побитый… Но это просто такое у него было лицо: вспухшее, исполосованное и начавшее распадаться на части. Вроде бы даже часть лица уже отвалилась, а остальная — черно-багровая, вспухшая, самого жуткого вида, без кожи. Глаз то ли нет вообще, то ли не видно, а вместо глаз — вспухшие изломы такого же черно-багрового мяса.
Ушей тоже не было, и из дырок в потрепанной, разорванной во множестве мест одежды торчало такое же сине-черно-багровое, страшное, как-то и не напоминавшее человеческую кожу.
Человек ничего не говорил, не пытался звонить, не улыбался, не стучал… Он только стоял, и все. Нельзя даже сказать, что он смотрел.
Петька взял инициативу на себя, заорал через дверь:
— Вы с папиной работы, да?
Существо не отвечало ни звука.
— Дяденька, вы с папиной работы, да?!
Нет ответа. И, помолчав, Петька опять заорал:
— Вы записку от папы дайте, а то мы вам не откроем!
Никакого ответа, вообще никакой реакции. Просто стоит и молчит. Мальчики подождали — стоит. Ну стоит — и пусть стоит. А сами пошли играть, но играли в тихую игру — в шашки, как-то им хотелось слышать все происходящее… И через несколько минут дети услышали стук в дверь… Естественно, стоял там тот же самый.
— Дяденька, мы вам все равно не откроем! Если вы с папиной работы, то покажите записку!
Человек стоял, как вкопанный, и не делал совершенно ничего. Так вот стоит и стоит, не моргнув глазом.
— Дядя, вы не стойте, не стучите! Мы не пустим!
И мальчики опять пошли играть, и снова услышали стук. И опять тот же самый крик через дверь, те же самые слова, и снова никакой реакции.
До прихода родителей мальчики еще раза три бегали на стук — а это все то же самое существо. Стоит и стоит… А потом парни побежали посмотреть, здесь оно или нет, — а оно и пропало бесследно.
Вечером мальчишки стали допытываться:
— Папа, это с твоей работы?
— Кто такой? Он назывался?
— Не-ет… Такой, без ушей.
— Без ушей?! — Отец положил вилку, уставился на Петьку. — А чего еще у него не было?
— Кажется, глаз…
— Слепой, что ли?
— Может быть, и не слепой, но глаза странные какие-то.
— Нет! — замотал решительно отец головой. — Никто с работы к нам не приходил! И нет у нас никого такого, без глаз и без ушей!
