– Она не будет тебя понимать, а ты не будешь понимать ее, – сказал он. – Вы причините друг другу вред. Судя по твоим словам, ее раньше любил другой человек – человек, который может лучше ей подходить. Если она его любит, то следует ли им мешать?
Авторитет отшельника был настолько велик, что убедил ученика – на какое-то время. Но отец Элин пригласил его в Компер, и так его желания пересилили сомнения. Он сказал себе, что Жюдикель никогда не встречался с Элин и не может судить о том, что она поймет. Что до самого Тиарнана, то он ее любит – и любовь даст ему понимание. Какое-то время он утешался этими доводами, но теперь, в раздражительности, вызванной голодом, сомнения снова к нему вернулись. Он любит Элин, но любит ли она его? Он прекрасно сознавал, что Эрве предпочел его только потому, что он был владельцем поместья. А что, если Элин действительно принуждают к браку с ним, когда она предпочитает Алена де Фужера?
Отправляясь ко двору этим утром, он думал об Алене де Фужере. Ален был настоящим рыцарем – благородного происхождения и с должным воспитанием. Он был красив. Он мог петь все новые песни с юга, и петь мелодично, аккомпанируя себе на лютне. Он умел танцевать, он умел играть в шахматы. Он всегда был одет по последней моде: уж его-то никогда не увидели бы пешком и в старой зеленой куртке. Казалось, он никогда не испытывал потребности сделать что-то, что не подобало бы рыцарю: в нем не ощущалось никакой примеси крестьянства. И он явно искренне любил Элин. Чем больше Тиарнан думал о своем сопернике, тем сильнее тревожился.
Тиарнан остро ощущал собственные недостатки: свое деревенское детство, свои простые вкусы, отсутствие изощренности и лоска, аристократизма и любезности. Когда он впервые попал ко двору восьмилетним пажом, этими недостатками ему постоянно тыкали в лицо. В уроки Жюдикеля не входили застольные манеры, этикет, геральдика, охота с ястребами и соколами, танцы и еще дюжина подобных предметов, которые, как оказалось, должен знать каждый, кто хочет называться человеком благородным. Некоторые из старших пажей возложили на себя обязанность исправить этого неотесанного крестьянина-бретонца и делали это столь упорно и с такой жестокой изобретательностью, что какое-то время он молил Бога о смерти. А потом он научился драться. Он и сейчас сражался так, как научился тогда: с осатанелой яростью ребенка, потерявшего терпение. Теперь он научился по-взрослому обуздывать эту ярость, проявлять ее, только когда считал это нужным. Она была действенной, и он знал, что из-за нее люди его боятся. Это его устраивало: умение хорошо сражаться было главным достоинством рыцаря, тем, что приносило ему расположение сюзерена и уважение окружающих. Но это было жестокое умение, и рядом с таким соперником, как Ален, он мечтал об элегантности, о благородстве – обо всем том, чего ему не хватало и что могло бы понравиться Элин.
