С первых же секунд боя я понял, что передо мной настоящий мастер таких рукопашных схваток. Его реакция была умопомрачительна для потомка землян. Его удары были устрашающе могучи, хотя он не имел столь совершенно развитой мускулатуры, как у меня. Первое время я просто любовался перемещениями энергии в его теле. Последний раз я видел такое только на Стальной планете.
Второй раз я сталкивался с непредвиденным обладанием землянами или их потомками искусством, секретным даже у меня на Родине. Этот землянин со звездолета, подлетающего к Конвикту, умел, сам не зная этого, читать мысли-образы на колоссальных расстояниях. Теперь Хоккимацу запросто гоняет по телу потоки энергии. Одно только может радовать - они не умеют всем этим эффективно пользоваться!
Между тем мои бедные мышцы таскали меня по арене, спасая целостность организма, а мои бедные мозги так и подзуживали просто приказать противнику остановиться на секундочку, чтоб пальчики успели искорежить его бедное тельце. Но я не мог этого сделать. Это был честный бой, а я привык уважать честные поединки.
Когда он второй раз достал меня ногой по груди я понял, что единственное мое преимущество - это то, что я не устаю. После пятого пропущенного удара вкралось сомнение в том, что я один обладаю этим даром. Время шло, а поединок и не думал заканчиваться. Я мог просто поддаться и поиграть, и тогда нас проводили бы в порт, усадили в лодку и, подсмеиваясь, отправили бы, но я должен был победить! Победить хотя бы ради Ларри и Мичи. И уж конечно ради своей веры в более сложную победу: победу над Конвиктом.
И тогда я вспомнил один прием, показанный мне однажды инструктором по рукопашному бою на Стальной планете. Всей своей энергией я толкнул тело вверх, перевернулся в полете вниз головой, нашел соперника и, упав на обе руки, ударил Хоккимацу обеими ногами в грудь и в голову.
Когда я вернулся в нормальное для человека положение, соперник уже лежал без чувств. Я победил. Привычка, выработанная в тренировочных залах, дала о себе знать: я придирчиво осмотрел свой организм изнутри и удивился. Мышцы еще были напряжены, но усталость, почти неведомая им раньше, вырывалась из них и заставляла их дрожать. Сердце билось часто, как у затравленного зверя, и один только мозг работал чисто, профессионально, без устали.
На глаза мне попались искореженные криками восторга рожицы моих попутчиц. Вокруг бесновалась толпа. Люди беззвучно открывали рты, махали руками, стучали в немые барабаны. Этот подлый мозг воина Рендолла, сына воина Рендолла, отключил слух в момент наивысшего напряжения, а я должен теперь его убеждать, что напряжение уже прошло. Мозг оказался доверчивым, как ребенок.
