Обдумывая каждое слово, медленно и негромко Эдвина сказала:
– Это для меня действительно большое потрясение – я имею в виду развод. Но ты права, мама. Я должна думать в первую очередь об Энтони. Важно, чтобы он был счастлив.
Впервые за всю свою жизнь Эдвина обращалась к матери за помощью. Обида и горечь отошли на задний план. Она приглушенно спросила:
– Что мне делать, мама? Как ты думаешь? Наверное, он очень серится на меня?
Эмма, которая уже не надеялась, что ее попытки пробудить в Эдвине здравый смысл возымеют хоть какое-то действие, пришла в некоторое замешательство от такого неожиданного поворота событий. Она перестроилась на ходу и привела в порядок свои мысли.
– Нет, он не сердится. Возможно, немного задет или даже встревожен. Ты же знаешь, он тебя очень любит и ни в коем случае не хотел бы, чтобы дошло до настоящего разрыва между вами. – Эмма слегка улыбнулась. – Ты спрашиваешь, что тебе делать? Мне кажется, Эдвина, тебе следует сказать ему именно то, что ты минуту назад сказала мне – что для тебя важнее всего, чтобы он был счастлив, что ты его благословляешь и поддерживаешь во всем.
– Я так и сделаю, – вырвалось у Эдвины. – Я должна это сделать. – Она посмотрела на Эмму – на этот раз без враждебности – и добавила: – Я должна еще кое-что сказать. – Она проглотила комок в горле, собираясь с силами, и закончила хрипловатым от волнения голосом: – Спасибо тебе, мама. Спасибо за то, что ты пытаешься помочь.
Эмма кивнула в ответ и отвела глаза. Лицо ее было спокойно, но она чувствовала, как в ней поднимается внутреннее беспокойство. «Я должна сказать ей о Салли, – думала она. – Если я не скажу сейчас, что Энтони влюблен в Салли, завтра разразится страшный скандал. И все, чего мне удалось с таким трудом добиться за последние полчаса, будет сметено гневом Эдвины, когда она увидит их вместе. А если я скажу сейчас, у нее будет время привыкнуть к этой мысли. Утро вечера мудренее: может быть, к завтрашнему дню она успокоится. Когда она успокоится, она должна понять, что не может прожить жизнь своего сына за него».
– Я должна еще кое-что сказать тебе, Эдвина. И прошу тебя, не говори ничего, пока не выслушаешь меня до конца.
– О чем ты? – хмуро спросила она, нервно сжимая руки, лежащие на коленях.
Эмма помолчала немного, но выражение ее лица изменилось, стало жестче. Эдвина поняла, что предстоит что-то неприятное. Собираясь с силами, чтобы выдержать удар, который, как она догадывалась, будет сильным, она кивнула, давая понять, что готова выслушать мать.
