Это плюсы. А минус заключался в том, что служба командос опасна и трудна. Даже не смотря на все деньги, меня могли послать на опасное задание...
Впрочем, посчитал я, всегда больше нравилось самому бить из-за угла, чем быть чьей-то жертвой.
Текст рапорта я придумал давно, и поэтому его распечатка не отняла много времени. Горбун, не пожелавший представиться, с Артом только-только успели приготовить негатив снимка факсимиле и закрепляли его на установленном под прозрачным столом фонаре. Когда все было готово, и фонарь зажгли, а на стол положили лист бумаги, там проступил четкий образец подписи шефа училища. Горбуну лишь оставалось обвести чернилами выступивший образец. Точно так же на пластик перевели и личный код командира. А потом на уже подписанную бумагу впечатали придуманный нами рапорт.
Я запечатал оба документа в конверты и, вернувшись в административное здание, добавил к почте приготовленной к отправке. Потом мы отправились спать. Дело было сделано.
- Куда вы хотите деть пленку? - нервно спросил поджидающий нас в нашей же комнате курсант-педик.
- Убирайся отсюда, - выразительно постукивая кулаком о ладонь, заявил Арт.
- Ты все провонял здесь своими погаными духами, - брезгливо поморщился я. - Пшел вон, гомик!
- Шеф хочет знать, куда вы собираетесь деть пленку, - взвизгнул голубой.
- Передай "заднице", что мы готовы подарить ему эту пленку на память...
- После того, как станем офицерами и свалим отсюда, - уточнил я. - И пошел вон!
Нам пришлось с полчаса проветривать нашу комнату, пока запах сладких женских духов перестал шибать в нос.
Бюрократы и мелкие чиновники обожают героев. Это именно для них первые полосы газет и журналов забивают аршинными заголовками типа "Один против тридцати панцеров". Только эти люди, знающие все, что только можно о бумагомарательстве, выясняющие настроение шефа по тому, как он подколол скрепкой документы, верили в героев.
Армия на треть состоит из бюрократов, которые не меньше, а может и больше гражданских, обожают героев. Они почему-то чувствуют свою сопричастность...
В общем, это я к тому, что наши документы ни где преград не знали. Дня через три в училище пришел приказ, согласно которому нас с Артом вызывали в Реденг, где располагался штаб округа. Нам предлагалось прихватить с собой вещи, а документы послать с курьером. Все говорило о том, что в школу больше не вернемся. Так оно и вышло.
Почти целый день бюрократы жали нам с Роничем руки, просили автографы и отдавали честь. К концу дня я чувствовал себя словно лимон попавший в соковыжималку. Во всяком случае, выражение лица у меня, по словам Арта, было такое же.
