– Я не хотел вас оскорбить.
Оскорбление, видимо, имело место, но Алекс не мог понять, почему должен чувствовать себя причиной гнева Эммелин – ведь она сама затронула эту тему.
– Тогда что же, по-вашему, нам делать? – спросил он вопреки своим лучшим намерениям.
– Остаться на весь вечер.
Алекс замотал головой ещё до того, как она закончила свою мысль.
– Не знаю, известно ли вам, что леди Оксли слывёт самой проницательной в обществе. Одна оплошность – и она разоблачит вас как обманщицу.
– Это было бы прискорбно для нас обоих, – заметила Эммелин. – А вам не кажется, что для вашей выдумки было бы лучше, если бы я выдержала экзамен у леди Оксли? Тогда больше не было бы никаких предположений, никаких въедливых расспросов Хьюберта.
Значит, она и об этом знала.
– Слишком рискованная игра, – ответил Алекс, хотя понимал, что её план имеет свои преимущества.
– Поверьте мне, – сказала Эммелин, выходя из-за ширмы, – я кое-что понимаю в игре.
Когда Алекс взглянул на открывшуюся перед ним картину, он понял, что сегодня вечером на кону будет гораздо больше, чем признание на приёме у леди Оксли. У него перехватило дыхание, и он почувствовал, что погиб – и не только он. Все мужчины в салоне леди Оксли будут также взяты в плен и покорены этой очаровательной женщиной, которой, как предполагалось, не существовало.
Сначала по выражению лица Седжуика Эммелин заподозрила, что он уже видел счёт синьора Донати за роспись потолка, потому все оно, от выгнутых дугой бровей до необычно плотно сжатых губ, выражало смятение и испуг.
Хорошо, но сколько же, по его мнению, должна стоить такая необычная отделка?
Но затем Эммелин увидела, что барон смотрит на неё – с тем же неестественным напряжением, что и днём после их поцелуя, как смотрел на неё в бальном зале. И когда его взгляд поднялся от подола платья и встретился с её взглядом, Эммелин поняла то, что пронзило её до самых атласных туфель.
Он хотел её. Находил безмерно соблазнительной.
Эммелин попятилась и наткнулась на туалетный столик.
О, не следовало позволять Мальвине и горничной одевать её для вечера, они зашли слишком далеко.
«Но ты им позволила», – шепнул тихий рассудительный голос, тот, который обычно подсказывал ей, когда бросить карты и встать из-за стола. Однако озорная, греховная частица Эммелин хотела вызвать именно такую реакцию, проверить, блефовал ли Седжуик, скрываясь под своей невозмутимой знешностью.
– Возьмите меня, – сказала Эммелин, не подумав.
