Когда же Алекс занял своё место и взял вожжи, она обнаружила, что на узком сиденье двоим слишком тесно. Они оказались совсем рядом, её бедро прижалось к его бедру, и Эммелин, стиснув зубы, пообещала себе не забывать о своей клятве.
Не повторять поцелуев… не позволять Седжуику обнимать её. А теперь следовало ещё добавить: больше никаких поездок в этом проклятом фаэтоне, потому что даже короткая прогулка в парк будет мучением.
– Готовы? – спросил Алекс, и Эммелин кивнула. Симмонс с женой вышли проводить их, а Хьфберт и Лилит наблюдали за ними сверху из окна. Но Эммелин было не до того, чтобы обращать внимание на постные лица гостей, потому что как раз в это время Седжуик, дёрнув поводья, пустил лошадей вперёд, и высокий экипаж закачался на рессорах.
– О Боже! – воскликнула Эммелин. Она попыталась за что-нибудь ухватиться, и такой опорой оказалась рука Седжуика.
– Первый раз в фаэтоне? – спросил он, позволяя лошадям ускорить бег.
– По-моему, мы договорились не задавать друг другу вопросов, – ответила она сквозь стиснутые зубы.
– Вам не кажется, что день в таком случае станет весьма скучным? – Алекс взглянул на Эммелин.
Она не нашла что ответить, так как всё ещё была убеждена, что этот страшный экипаж станет её погибелью.
– Почему бы не поиграть в вопросы и ответы, чтобы провести время? – рискнул предложить он.
Эммелин посмотрела на него с подозрением. Сколько вопросов можно задать на пути от Ганновер-сквер до Гайд-парка?
– После каждого вашего вопроса я буду задавать свой собственный, – ответила она. – И ничего, касающегося моей личности. – Немного позже она обнаружила, что барон не собирается ехать в Гайд-парк.
– Согласен. Начинает леди.
– О нет, милорд. – Экипаж больше не трясло, и Эммелин снова обрела равновесие. Она с притворной скромностью положила руки на колени, сожалея, что не нашла предлога не отпускать руку Алекса. – Это ваша игра, так что можете сделать первый ход.
– Превосходно! – воскликнул Алекс. – Где вы научились искусству декора?
Эммелин рассмеялась.
– Я побывала в нескольких самых изысканных домах Англии…
– В двадцати восьми, если говорить точно, – вставил он.
– Да, в двадцати восьми, – подтвердила она. – И полагаю, в этих домах я научилась разбираться, что мне нравится и что не нравится.
– Понятно. Как мне повезло, что этот приобретённый вкус оказался столь дорогим, – пошутил он.
– Я предпочитаю слово «утончённый», – высокомерно заявила Эммелин.
– А как вы относитесь к словам «разорённый, неимущий и неплатёжеспособный»?
