— Так это к ним ты посылал с поручением Дона?
— Ну, допустим. Я с самого начала не доверял этим испанцам, даже когда О'Райли говорил нам о дружбе и уважении.
— По-твоему, испанские солдаты позволят тебе просто так уехать?
— Они не смогут меня задержать, если я попробую пробраться через болота. — На лице Валькура появилось выражение мрачного торжества, когда он объявил о своем намерении.
— Тайные пути из Нового Орлеана, тропы через болота хорошо известны только контрабандистам.
— Среди них, чтобы ты знала, попадаются неплохие ребята. Они проводят меня в Бализ, в устье реки, где нас будет ждать корабль. Какая разница, как я поступаю, если мне надо вырваться из лап испанцев и добраться до Франции? Едем со мной, Фелиситэ.
— Я не брошу отца, ты должен это понять. — Она просто не представляла, как Валькуру могло прийти в голову, что она вообще на такое способна.
— Ему уже ничем не поможешь. Он бы сам первый предложил тебе ехать, чтобы спастись от опасности и от неизбежной нужды.
— Ты говоришь так, будто он уже осужден. Но как бы там ни было, по-моему, у арестованных есть шанс, что их оправдают, когда дело дойдет до суда. Разве вы с отцом не спорили, что отказ перейти в испанское подданство нельзя рассматривать как преступление, пока испанский губернатор Уллоа не заявил официально о своих полномочиях и пока над Оружейной площадью по-прежнему поднят французский флаг? Что мы при таких обстоятельствах до сих пор находимся под защитой Франции? Как же их, в таком случае, могут признать виновными?
— Испанцы придумают, как обратить все в свою пользу. Поверь, Фелиситэ, их не интересует правосудие. Они хотят только запугать жителей Нового Орлеана, заставить их повиноваться.
— Повиноваться или бежать?
Фелиситэ произнесла эти слова, не успев задуматься об их значении. Она с ужасом увидела, как Валькур медленно поднялся, его глаза горели гневом, побелевшие ноздри раздувались от злости. Приблизившись вплотную к сестре, он оперся рукой о спинку ее стула.
— Уж не думаешь ли ты, девочка, что я испугался?
— Не в том смысле, как тебе кажется, Валькур. — Фелиситэ упрямо вздернула подбородок и поглядела ему прямо в глаза. — Я просто обезумела от горя. Ты должен это понять, как и то, что мне нельзя оставлять отца. Кто будет носить ему еду и чистую одежду? Поезжай, если тебе это необходимо, только не проси меня сделать то же самое. Это невозможно.
В наступившей тишине слышалось лишь жужжание мухи, залетевшей через открытый ставень. Луч утреннего солнца, падавший на подоконник, высветил на нем золотистое пятно. Прошло несколько минут, прежде чем Валькур резким движением оттолкнулся от стула и направился к двери, бросив с порога:
