— Это ужасно. Значит, суд над ними будет простым фарсом и О'Райли уже заранее признал всех арестованных виновными?
— Совершенно верно. А так как я не принадлежу ни к одной из перечисленных категорий и не похож на пламенного революционера, меня решили пощадить.
— Но отец…
Валькур стиснул руку девушки так крепко, что его пальцы побелели.
— Твой отец, Лафарг — торговец, известный человек и вольнодумец, вдобавок он один из самых богатых людей в городе. Поэтому испанцы считают, что он виноват больше остальных.
Глаза Фелиситэ наполнились слезами. Высвободив руку, она поднесла дрожащие пальцы к губам. Слова Валькура обнажили ее страхи настолько, что в душе у нее все затрепетало.
— Фелиситэ, — проговорил Валькур с потемневшим от волнения лицом, — прости, если я был слишком резок и заставил тебя переживать, но следует смотреть правде в глаза.
Девушка глубоко вздохнула, стараясь взять себя в руки.
— По-моему… По-моему, ты уже успел свыкнуться с этой мыслью. А я — еще нет.
— Мне не следовало заявлять об этом так открыто. Однако у меня много дел и наверняка слишком мало времени, чтобы успеть их сделать.
Фелиситэ почти не обратила внимания на напыщенный тон его последней фразы.
— Мы обязательно должны что-нибудь придумать, чтобы спасти отца. Я не могу отделаться от мысли, что его арестовали из-за меня, из-за того, что я невежливо обошлась с полковником. Может, если бы я пошла к О'Райли и все ему объяснила или хотя бы поговорила с самим полковником…
— Нет! Это бесполезно. О'Райли уже и так осаждают женщины, умоляющие пощадить их мужей.
— Этот Мак-Кормак, наверное, очень влиятельный человек. Если найти к нему правильный подход, его можно убедить воспользоваться своим влиянием.
Валькур пристально посмотрел на нее сузившимися глазами.
— И что же, дорогая сестра, по-твоему, представляет собою этот правильный подход?
— Почему ты на меня так смотришь? Я сама еще не знаю. Я могу извиниться перед ним за свое поведение, попробовать уговорить его еще раз подумать насчет наказания отца за мои проступки. — Фелиситэ говорила несвязно, вытянув вперед руку, что выражало у нее крайнее отчаяние. — Я буду умолять, плакать, обещать сделать что угодно ради того, чтобы отца освободили.
— Что угодно? — тихо переспросил Валькур. Встретив тяжелый взгляд брата, Фелиситэ поняла, что он имел в виду. Щеки девушки залила краска.
— Я сказала это не в буквальном смысле. Такая мысль даже не приходила мне в голову.
— Но это не значит, что она не придет в голову Мак— Кормаку.
